Горечь - [39]
САША: Ну, это исключение! Не все ведь такие, как твой командир полка, Юра…
(Снова пауза, после которой в разговор вступает Виктор Куценко, который до этого больше молчал.)
ВИТЯ: А в академии, помню, мне сразу понравилось: хорошие лаборатории, отличные преподаватели; библиотека, клуб — всё на месте. И начальство, в принципе, приличное. Военинженер I ранга Кузнецов — стройный, седой, подтянутый, в пенсне, типичный военный интеллигент. Строгий, но справедливый, жуткий патриот факультета. Как он любил хороших строевиков и спортсменов! А полковник Акулов из учебной части. Добрый такой, спокойный тюфяк… А майор Чемерис? Да, резок, да, грубоват, но зато человек долга и чести. Таких поискать!
САША: А первый начальник нашего курса Антонов! Отец родной!
ЮРА: Эти родные отцы и подтянутые интеллигенты в пенсне, эти честняги и добряки нормального слова мне за три года не сказали! Только ругань, только выволочка. Сколько потом служил в армии, никак не мог привыкнуть к подобному тону. Правда, как сам начал командовать ротой, сделался почти таким же. Но это ведь ужасно!
РАФИК: Эх ты, гуманист неисправимый! Это ведь армия, а не союз писателей, — как же в ней иначе?.. Такой стишок знаешь?
ЮРА: Ты слишком хорошего мнения о писателях, Рафик. Спасибо тебе от лица организации, в которой я не состою. Что же касается тринадцатой зарплаты Чемериса — ну, ей-Богу, генерал-лейтенанту хватает и двенадцати. Кстати, никому из нуждающихся она всё равно не достаётся…
И возникает вопрос — не только в связи с Чемерисом, а вообще. Надо ли пускать слюни и восторгаться кем-то лишь потому, что его не поймали за руку, что он не убил соседа, не предал родного папу. ведь ещё тридцать два века назад Господь Бог рекомендовал всем людям без исключения следовать этим правилам, и никогда не считалось, что нужно за это награждать орденами, присваивать почётные звания или ставить бюст на родине в Калиновке.
Но, возвращаясь к твоему, Рафик, «закадычному другу Эрасту», замечу, что куда лучше, наверное, быть как он, и педерастом, и гуманистом, чем человеком, не знающим сострадания, прямолинейным фанатом, зацикленным на какой-то идее и механически выполняющим любой приказ.
(Юра уже не без труда выговаривал все эти многосложные слова и причастные обороты, однако не сдавался и продолжал.)
Я вспомнил сейчас… Да, вспомнил, и не знаю, можно ли считать хорошим и достойным человека, получившего на воспитание мальчишек со школьной скамьи и начавшего сразу же их запугивать грубыми окриками и угрозами. Человека, который не предотвратил, а даже способствовал привлечению к суду чести девятнадцатилетнего ошеломлённого юнца, не понимавшего, за что ему такая кара: ну, опоздал во время летней практики в авторемонтных мастерских к своему верстаку. Задержался на обеденном перерыве…
ВИТЯ: Не помнишь разве, Юра? Ты заслужил наказание. В тот год было такое постановление партии и правительства: опоздал больше, чем на восемнадцать минут, — судить. Для укрепления дисциплины. И правильно. Теперь такого нет — и вон как разболтались!
ЮРА: Но мы-то были ещё просто студенты… А подсудимый ваш, между прочим, чуть тогда под электричку не бросился. Возле Гатчины. Не сидел бы сейчас с вами…
САША: Ну, ну, Юра, перестань. Не такой уж страшный суд был: не совсем настоящий.
МАРК: Почему же? В тюрьму его, конечно, не посадили, но из академии грозили выпереть, звание задержали.
МИША: И присвоили потом не лейтенанта, как всем нам, а младшего воентехника.
ЮРА: Этого я им никогда не мог простить! У вас ведь петлицы гораздо красивей были. И нашивка на рукаве!.. Ладно, проехали… (Выпивает. Что не забывал делать и до этого.) А вот за что я, по правде, начальству благодарен был, что они — помните? — танцы в клубе на 18-й Линии Васильевского каждый день разрешали. И кружок танцевальный открыли. И биллиардную.
САША: Откуда тебя начальник факультета лично за ручку выводил! Помнишь?
ЮРА: Как же! Я с той поры эту руку не мыл ни разу!
ПЕТЯ: Танцы — это было здорово! Они расковали стеснительность молодости и способствовали активизации общения. Особенно с лицами женского пола!
ЮРА: Эх, помню, некоторые не только танцевали, но и… Володька Микулич рассказал мне, и я очень позавидовал. А он тогда говорит: хочешь, я и тебе устрою?
РАФИК: Устроил?
ЮРА: Да. Привёл в общежитие свою девушку с подругой, и потом оставили меня с ней.
МИША: Ну и?..
ЮРА (откровенно): Ничего не получилось.
РАФИК (он всегда был и продолжал оставаться большим поклонником женского пола): Эх, ты… Что же так? Микулич старался…
ЮРА (виноватым тоном): Тогда война с Финляндией была, помните, и в Питере затемнение. А я, наверно, занавеску на окне закрыл неплотно — дежурный и ворвался. Я на него и свалил. Но Володька вскоре ещё раз помог. Только косвенно?
МИША (он тоже не уступал когда-то Рафику): Это как же? Уточни!
ЮРА: Ну, мы тогда с ним вдвоём дежурили по общежитию на 19-й Линии. Он смылся на целый день, и я был за него. А по телефону к вечеру какая-то женщина названивать стала. Нет, не ему, а старшему лейтенанту Мамедову. А того всё не было в общежитии. Женщина и сказала мне — в шутку, наверное, — что-то вроде того, что у них там целая компания: весело, пьют, закусывают, музыку слушают. И если Мамедова нет, я могу вместо него приехать. Я, тоже в шутку, согласился, спросил адрес. И поехал. А Володька остался дежурить.
Сборник рассказов советских писателей о собаках – верных друзьях человека. Авторы этой книги: М. Пришвин, К. Паустовский, В. Белов, Е. Верейская, Б. Емельянов, В. Дудинцев, И. Эренбург и др.
От автораМожет быть, вы читали книгу «Как я ездил в командировку»? Она про Саню Данилова, про то, что с ним происходило в школе, дома, во дворе, в горах Северного Кавказа, в пионерском лагере…В новой моей книге «Кап, иди сюда!» вы прочтёте о других событиях из жизни Сани Данилова — о том, как он обиделся на своего папу и чуть не побил рекорд Абебе Бекила, олимпийского чемпиона по марафону. Узнаете вы и о том, что хотели найти ребята в горах Дагестана; почему за Ахматом приезжала синяя машина с красной полосой; в кого превратился Витя всего на три минуты; как Димка стал храбрецом, и многое, многое другое.«Ну, а кто же такой Кап?» — спросите вы.Конечно, это лохматый чёрно-пегий пёс.
Сборник рассказов Ю. Хазанова о том, какие истории приключались с псом Капом, с Вовой, и с Кирой-Кирюшей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
От автора: Эта книга и самостоятельна, и служит, в то же время, продолжением предыдущей, носящей не слишком ясное название «Знак Вирго», что означает «Знак Девы», под которым автор появился на свет.Общее заглавие для всего повествования о своей жизни, жизни моего поколения и, в какой-то степени, страны я бы выбрал «Круги…», или (просто) «Это был я…» А подзаголовком поставил бы пускай несколько кокетливые, но довольно точные слова: «вспоминательно-прощально-покаянный роман».
Продолжение романа «Лубянка, 23».От автора: Это 5-я часть моего затянувшегося «романа с собственной жизнью». Как и предыдущие четыре части, она может иметь вполне самостоятельное значение и уже самим своим появлением начисто опровергает забавную, однако не лишенную справедливости опечатку, появившуюся ещё в предшествующей 4-й части, где на странице 157 скептически настроенные работники типографии изменили всего одну букву, и, вместо слов «ваш покорный слуга», получилось «ваш покойный…» …Находясь в возрасте, который превосходит приличия и разумные пределы, я начал понимать, что вокруг меня появляются всё новые и новые поколения, для кого события и годы, о каких пишу, не намного ближе и понятней, чем время каких-нибудь Пунических войн между Римом и Карфагеном.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Выпускник театрального института приезжает в свой первый театр. Мучительный вопрос: где граница между принципиальностью и компромиссом, жизнью и творчеством встает перед ним. Он заморочен женщинами. Друг попадает в психушку, любимая уходит, он близок к преступлению. Быть свободным — привилегия артиста. Живи моментом, упадет занавес, всё кончится, а сцена, глумясь, подмигивает желтым софитом, вдруг вспыхнув в его сознании, объятая пламенем, доставляя немыслимое наслаждение полыхающими кулисами.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
От автора: Это — четвертая часть моего «Собрания воспоминаний и размышлений». Она, как и предыдущие части, и вполне самостоятельна, и может считаться продолжением.Здесь вы столкнетесь с молодыми, и не очень молодыми, людьми конца пятидесятых и начала шестидесятых годов прошлого века; с известными и неизвестными (до поры до времени) литераторами, художниками, музыкантами; с любовями, изменами и предательствами, с радостями и горестями нашей жизни… В общем, со всем, что ей сопутствует.