Горечь - [37]
В самом деле, в начальные годы правления Хрущёва, после XX съезда партии, принято было считать Сталина чуть ли не кровавым тираном, который угробил 40 миллионов жителей своей страны перед войной и во время войны. То есть, примерно 200 человек на каждую тысячу. (У немцев по этим подсчётам на одну тысячу погибло при Гитлере «всего» 65.) Тело Сталина выкинули из мавзолея, где оно соседствовало с ленинским, город Сталинград очередной раз переименовали, и он стал Волгоградом, а количество сталинских статуй, бюстов и портретов на квадратный метр площади несколько уменьшилось. (Часть портретов, помнится, перекочевала со стен учреждений на ветровые стёкла автомобилей, откуда он с доброй улыбкой взирал на оставшихся в живых жителей своей «Сталинии».) А вскоре и эти демарши его пламенных «фанатов» стали не нужны: осуждающие голоса делались всё тише, а защитные и прославляющие — всё громче, и можно было думать, что в ближайшее время его выкопают и снова внесут в мавзолей, а то и вообще — чур меня и всех нас! — клонируют с применением самых современных технологий…
Слава Богу, угощение было хорошим, напитков вдоволь, разговор на острые темы заглох, и мы предались воспоминаниям о трёх годах совместной учёбы и о событиях своей собственной жизни.
Разумеется, я и думать не думал в то время, что когда-нибудь затею писать нечто вроде воспоминаний о своей (и о чужой) жизни, однако, помню, предложил тогда, чтобы каждый из нас, кто захочет, вспомнил и рассказал что-то о прошлом. И почти все согласились.
Получилось — насколько могу воспроизвести, — в основном, вот так…
3. «А помнишь?..»
САША КРУПЕННИКОВ (он, как и прежде, почти не пьёт спиртные изделия и потому говорит ясно и чётко, в обычной своей слегка назидательной, простодушной манере):…Помню, как жутко жарким летом 38-го года приехал из Вологды держать экзамены в военно-транспортную академию Красной Армии имени Кагановича. Помните Новочеркасские казармы на Охте? Долбили там вовсю, никуда не ходили — только в магазин и в столовку. Соседнюю со мной койку занимал москвич, его звали Юра. Такой — по виду не старше семиклассника, но рассуждал как взрослый. Чего-то рассказывал про школьных своих друзей, про девчонок. Больше про девчонок.
РАФИК МЕКИНУЛОВ (шикарный брюнет, толстый и с превосходно подвешенным языком): И я его понимаю и полностью одобряю.
МИХАИЛ ПУРНИК (спортивная фигура, почти всегдашняя полуулыбка): И я тоже.
ЮРИЙ ХАЗАНОВ (внезапно вспомнив под влиянием винно-водочных паров свои беспомощные стишки примерно той поры, произносит их чуть дрогнувшим голосом):
Извините, что перебил…
(Однако можно было не извиняться: во все века сочинённые кем-то строки, в особенности рифмованные, действовали на большинство человеческих особей… ну, как удав на кролика. И сейчас все присутствующие притихли, с куском пирога или бокалом в руке, и выслушали это произведение в почтительной тишине.)
САША (продолжает): Всё правильно сказано… Ну, сдали мы экзамены, в общем, успешно. Мы — это те, кто только-только со школьной скамьи. Но другие, кто из рядов Красной Армии поступал, им по-настоящему трудно было. А потом все проходили мандатную комиссию. О чём там спрашивали, не помню, но длилось это так долго, что я уже начал сомневаться, всё ли у меня в порядке с анкетой.
ЮРА: Помню, меня батальонный комиссар Гарбер спросил: «Небось, в Америке родственники есть, а?» Я растерялся и ответил: «Я их не знаю…» И потом целые сутки мучился, примут или нет? А может, вообще арестуют, как моего отца десять лет назад.
САША: Ну, ну, зачем ты, Юра? Не всё так плохо и тогда было. Вышел ведь твой отец.
ЮРА: Мой — да…
ПЁТР ГРИБКОВ (он старше нас всех лет на пять. Плотного телосложения, рассудительный, уверенный в себе; балагур, но в делах серьёзен и упорен): А мне, ребята, мандатная отказала. Нет, не в нашей академии, а в другой. Я не рассказывал? Только начну с царя Гороха… Вообще-то я родился в деревне. В нашей сельской семье было шесть человек детей, занимали одну половину дома, вторую половину — семья дяди. Жили бедно. В 22-м году мать умерла, мне было тогда шесть лет. Отец через три года женился, пришла мачеха с девочкой. Потом переехали на хутор — там отец вступил в ТОЗ (Товарищество по совместной обработке земли), заимел корову, лошадь. Детей в семье стало восемь душ, все трудились — от мала до велика. Дотрудились до двух коров и двух лошадей, жить стали уже не впроголодь, и теперь нас числили середняками. А в 28-29-м пошло, как известно, раскулачивание. К 30-му году добрались до нас. Отца обозначили зажиточным середняком, осудили и отправили в ссылку. Там он вскоре надорвался на тяжёлой работе, было три операции, и уже инвалиду разрешили доживать свой век у старших детей в Саратове. Как подумаешь… вспомнишь всё это… Отец… За что его? Что семью хотел накормить… Всё разбили, покорёжили… Не могу я… Не могу…
Сборник рассказов советских писателей о собаках – верных друзьях человека. Авторы этой книги: М. Пришвин, К. Паустовский, В. Белов, Е. Верейская, Б. Емельянов, В. Дудинцев, И. Эренбург и др.
От автораМожет быть, вы читали книгу «Как я ездил в командировку»? Она про Саню Данилова, про то, что с ним происходило в школе, дома, во дворе, в горах Северного Кавказа, в пионерском лагере…В новой моей книге «Кап, иди сюда!» вы прочтёте о других событиях из жизни Сани Данилова — о том, как он обиделся на своего папу и чуть не побил рекорд Абебе Бекила, олимпийского чемпиона по марафону. Узнаете вы и о том, что хотели найти ребята в горах Дагестана; почему за Ахматом приезжала синяя машина с красной полосой; в кого превратился Витя всего на три минуты; как Димка стал храбрецом, и многое, многое другое.«Ну, а кто же такой Кап?» — спросите вы.Конечно, это лохматый чёрно-пегий пёс.
Сборник рассказов Ю. Хазанова о том, какие истории приключались с псом Капом, с Вовой, и с Кирой-Кирюшей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
От автора: Эта книга и самостоятельна, и служит, в то же время, продолжением предыдущей, носящей не слишком ясное название «Знак Вирго», что означает «Знак Девы», под которым автор появился на свет.Общее заглавие для всего повествования о своей жизни, жизни моего поколения и, в какой-то степени, страны я бы выбрал «Круги…», или (просто) «Это был я…» А подзаголовком поставил бы пускай несколько кокетливые, но довольно точные слова: «вспоминательно-прощально-покаянный роман».
Продолжение романа «Лубянка, 23».От автора: Это 5-я часть моего затянувшегося «романа с собственной жизнью». Как и предыдущие четыре части, она может иметь вполне самостоятельное значение и уже самим своим появлением начисто опровергает забавную, однако не лишенную справедливости опечатку, появившуюся ещё в предшествующей 4-й части, где на странице 157 скептически настроенные работники типографии изменили всего одну букву, и, вместо слов «ваш покорный слуга», получилось «ваш покойный…» …Находясь в возрасте, который превосходит приличия и разумные пределы, я начал понимать, что вокруг меня появляются всё новые и новые поколения, для кого события и годы, о каких пишу, не намного ближе и понятней, чем время каких-нибудь Пунических войн между Римом и Карфагеном.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Выпускник театрального института приезжает в свой первый театр. Мучительный вопрос: где граница между принципиальностью и компромиссом, жизнью и творчеством встает перед ним. Он заморочен женщинами. Друг попадает в психушку, любимая уходит, он близок к преступлению. Быть свободным — привилегия артиста. Живи моментом, упадет занавес, всё кончится, а сцена, глумясь, подмигивает желтым софитом, вдруг вспыхнув в его сознании, объятая пламенем, доставляя немыслимое наслаждение полыхающими кулисами.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.
От автора: Это — четвертая часть моего «Собрания воспоминаний и размышлений». Она, как и предыдущие части, и вполне самостоятельна, и может считаться продолжением.Здесь вы столкнетесь с молодыми, и не очень молодыми, людьми конца пятидесятых и начала шестидесятых годов прошлого века; с известными и неизвестными (до поры до времени) литераторами, художниками, музыкантами; с любовями, изменами и предательствами, с радостями и горестями нашей жизни… В общем, со всем, что ей сопутствует.