Гордость - [56]
– Что, так все плохо? – спрашивает Дарий. – Ладно. Может, отведем ее к нам?
– Да ни за что! Нас тогда и твои, и мои родаки застукают!
– Мои спят. Никто не заметит, стопудово. – Он пожимает плечами. – Давай так: Лайла немного отлежится, чтобы хоть на ногах твердо стояла. А ты рано утром с ней потихоньку проберешься домой.
Я качаю головой, понимая, что и с утра вряд ли пронесет. Пишу Дженайе, что с Лайлой все ничего, умоляю ее не говорить родителям ни слова. Звоню маме – она, слава богу, не отвечает.
Откидываюсь на сиденье, выдыхаю – такси сворачивает на нашу улицу.
Мы подъезжаем к боковой двери дома Дарси. Сердце у меня так и бухает – я оглядываю квартал, не видно ли где папиных или маминых друзей. Если мама с папой вдруг припрутся к Дарси и обнаружат там пьяную Лайлу – так тому и быть. Но если я могу их избавить от парочки сердечных приступов, я постараюсь.
Дарий помогает Лайле выйти из машины, ведет ее к боковой двери, а я зажимаю ей рот, потому что она горланит какую-то песню. Вот мы в освещенном вестибюле, на стенах вешалки, тут же металлический стеллаж с обувью – вся она, как я замечаю, Дария. Он снова достает ключи, открывает вторую дверь – она ведет в подвал.
В середине комнаты – черный кожаный диван, на стене – гигантский плоский телевизор. Лайла тут же плюхается на диван, стонет, что-то бормочет.
– Это моя комната. Чувствуйте себя как дома. – Дарий выходит, поднимается на лестничный пролет в другую часть подвала, а я встаю перед Лайлой на колени, растираю ей лоб.
– Ты знаешь, что ты у нас дурочка, да? – говорю я.
Она стонет.
– Прости меня, Зури.
– Уоррен тебя специально поил, да?
– Нет. Я сама просила. И всего два бокала!
– Пожалуйста, не водись с Уорреном.
– Чего это? Я ему нравлюсь. А он мне.
– Это мне пофиг. Не водись с ним.
– Какое ты имеешь право мне… Ай! – Она трет затылок, щурит глаза.
– Видишь? Вот чем это заканчивается. А если папа с мамой узнают, уже будет неважно, кто там кому нравится. Из парней у тебя будут только четыре угла нашей спальни, – говорю я, растирая ей спину. – И пожалуйста, не надо блевать на этот диван, тогда Дарий меня еще сильнее возненавидит.
– Не будет ничего такого, Зури, – произносит Дарий, входя в комнату – в руке у него мусорное ведро, аккуратно застеленное мешком. Он подает Лайле стакан воды, я бросаю на него взгляд. Он отворачивается. Я отворачиваюсь.
– Даю тебе два часа, Лайла, – говорю я; она сворачивается клубочком и закрывает глаза. – Потом придется взять себя в руки, и мы пойдем домой.
Никакого ответа. Я качаю головой, встаю, тихонько ее толкаю. В ответ стон – я оставляю ее в покое.
Я как-то не сообразила, что мне придется ждать прямо здесь, пока Лайла протрезвеет. Я вообще не думала, что когда-нибудь еще попаду в дом к Дарси. Особенно после нашей ссоры.
Я обвожу его комнату взглядом и понимаю: она совсем не такая, как я себе представляла. Куда более… подходящая. У дивана на сером коврике – консоль для видеоигр и пульты. Весь подвал заставлен холстами – есть чистые, есть уже законченные, есть только с наброском. Некоторые прислонены к стенам, другие висят на стенах, третьи сложены стопкой на широком деревянном столе в дальнем углу. По краю стола расставлены банки с кистями самых разных размеров. В другом углу – бас-гитара и синтезатор.
Дарий выходит через дверь в дальнем конце подвала, я замечаю за дверью огромную кровать. Он возвращается с пледом, аккуратно накрывает Лайлу.
– Спасибо, – говорю я. А потом скрещиваю руки на груди, потому что не знаю, что еще с собою тут делать. Спрашиваю: – Ты рисуешь? А чего мне никогда не говорил?
– Я брал в школе уроки живописи, мне понравилось. Типа успокаивает. А играть музыку, наоборот, бодрит. Равновесие. – Он указывает на закрытую дверь в дальней стене подвала. – Вон там комната Эйнсли.
– Типа, у вас двоих весь подвал в распоряжении? – удивляюсь я.
– Да, мы сами все так распланировали. В смысле именно поэтому родители решили купить большой дом. Раньше мы жили на Манхэттене, в маленькой квартирке с двумя спальнями, ну и…
– Ну и… я вообще не понимаю, о чем ты: у нас с сестрами одна спальня на всех.
– Зури. – Он вздыхает, продолжая поглаживать руку. – Я ничего не могу изменить в своей жизни…
– Мне жаль, – говорю я, прекрасно понимая, о чем он. Я вздыхаю, опускаю глаза, потом поднимаю их на него снова. – С этим нужно что-то делать. У тебя лед есть?
Он уходит в темный угол, зажигает свет. Открывает небольшой холодильник, вытаскивает контейнер со льдом. Держит кубик в руке.
Я смеюсь, трясу головой.
– Дай помогу. У тебя полотенце или чего-нибудь такое есть?
Он знаком приглашает меня в спальню. Я медлю, а вот ноги мои уже согласились: я вхожу – надо же посмотреть, как у него там красиво. Вдоль стен – окна под потолком. Везде кашпо с цветами, у одной стены – огромный аквариум. Кровать придвинута к дальней стене, кстати, очень опрятная, застеленная покрывалом и все такое. В аквариуме журчит вода – в результате все вокруг выглядит очень мирным. Все свободное пространство занято полками, книги стоят до самого потолка.
– Значит, ты художник, музыкант, цветовод, рыболюб и читатель? – спрашиваю я. – Многовато тут всякого для человека, который когда-то заявлял, что любит пустое пространство.
«Надо уезжать – но куда? Надо оставаться – но где найти место?» Мировые катаклизмы последних лет сформировали у многих из нас чувство реальной и трансцендентальной бездомности и заставили переосмыслить наше отношение к пространству и географии. Книга Станислава Снытко «История прозы в описаниях Земли» – художественное исследование новых временных и пространственных условий, хроника изоляции и одновременно попытка приоткрыть дверь в замкнутое сознание. Пристанищем одиночки, утратившего чувство дома, здесь становятся литература и история: он странствует через кроличьи норы в самой их ткани и примеряет на себя самый разный опыт.
Получив редкое и невостребованное образование, нейробиолог Кирилл Озеров приходит на спор работать в школу. Здесь он сталкивается с неуправляемыми подростками, буллингом и усталыми учителями, которых давит система. Озеров полон энергии и энтузиазма. В борьбе с царящим вокруг хаосом молодой специалист быстро приобретает союзников и наживает врагов. Каждая глава романа "Четыре месяца темноты" посвящена отдельному персонажу. Вы увидите события, произошедшие в Городе Дождей, глазами совершенно разных героев. Одарённый мальчик и загадочный сторож, живущий в подвале школы.
МГНОВЕННЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР THE SATURDAY TIMES. ИДЕАЛЬНО ДЛЯ ПОКЛОННИКОВ ФРЕДРИКА БАКМАНА. Иногда, чтобы выбраться из дебрей, нужно в них зайти. Айзек стоит на мосту в одиночестве. Он сломлен, разбит и не знает, как ему жить дальше. От отчаяния он кричит куда-то вниз, в реку. А потом вдруг слышит ответ. Крик – возможно, даже более отчаянный, чем его собственный. Айзек следует за звуком в лес. И то, что он там находит, меняет все. Эта история может показаться вам знакомой. Потерянный человек и нежданный гость, который станет его другом, но не сможет остаться навсегда.
Таня живет в маленьком городе в Николаевской области. Дома неуютно, несмотря на любимых питомцев – тараканов, старые обиды и сумасшедшую кошку. В гостиной висят снимки папиной печени. На кухне плачет некрасивая женщина – ее мать. Таня – канатоходец, балансирует между оливье с вареной колбасой и готическими соборами викторианской Англии. Она снимает сериал о собственной жизни и тщательно подбирает декорации. На аниме-фестивале Таня знакомится с Морганом. Впервые жить ей становится интереснее, чем мечтать. Они оба пишут фанфики и однажды создают свою ролевую игру.
«Холмы, освещенные солнцем» — первая книга повестей и рассказов ленинградского прозаика Олега Базунова. Посвященная нашим современникам, книга эта затрагивает острые морально-нравственные проблемы.
Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.
После смерти своей лучшей подруги Ингрид Кейтлин растеряна и не представляет, как пережить боль утраты. Она отгородилась от родных и друзей и с трудом понимает, как ей возвращаться в школу в новом учебном году. Но однажды Кейтлин находит под своей кроватью тайный дневник Ингрид, в котором та делилась переживаниями и чувствами в борьбе с тяжелой депрессией.
Аристотель – замкнутый подросток, брат которого сидит в тюрьме, а отец до сих пор не может забыть войну. Данте – умный и начитанный парень с отличным чувством юмора и необычным взглядом на мир. Однажды встретившись, Аристотель и Данте понимают, что совсем друг на друга не похожи, однако их общение быстро перерастает в настоящую дружбу. Благодаря этой дружбе они находят ответы на сложные вопросы, которые раньше казались им непостижимыми загадками Вселенной, и наконец осознают, кто они на самом деле.
Вскоре после самоубийства отца шестнадцатилетний Аарон Сото безуспешно пытается вновь обрести счастье. Горе и шрам в виде смайлика на запястье не дают ему забыть о случившемся. Несмотря на поддержку девушки и матери, боль не отпускает. И только благодаря Томасу, новому другу, внутри у Аарона что-то меняется. Однако он быстро понимает, что испытывает к Томасу не просто дружеские чувства. Тогда Аарон решается на крайние меры: он обращается в институт Летео, который специализируется на новой революционной технологии подавления памяти.
Однажды ночью сотрудники Отдела Смерти звонят Матео Торресу и Руфусу Эметерио, чтобы сообщить им плохие новости: сегодня они умрут. Матео и Руфус не знакомы, но оба по разным причинам ищут себе друга, с которым проведут Последний день. К счастью, специально для этого есть приложение «Последний друг», которое помогает им встретиться и вместе прожить целую жизнь за один день. Вдохновляющая и душераздирающая, очаровательная и жуткая, эта книга напоминает о том, что нет жизни без смерти, любви без потери и что даже за один день можно изменить свой мир.