Голубые родники - [43]

По обе стороны — непривычные бакены: кол, вбитый в дно отмели, с туго привязанным веником наверху. Глубины здесь невелики, в межень, как сказал мне егерь, доходят лишь до полуметра. Часто встречаются песчаные острова — закосы, заросшие кустами ежевики и дикой малины, рыбацкие шалаши на берегу. И челнов, выдолбленных из целой ракиты, я не встречал нигде так много, как на Хопре. Все это придает реке, и без того живописной, своеобразную прелесть и, я сказал бы еще, нетронутую первозданность. Здешние жители умеют ею дорожить, а пришлых мало, ведь Хопер далеко от всех дорог, добираться сюда неудобно’.

Хопер извилист, берега у него столь круты, что мы, плывя по течению, то видели солнце перед собой, то поворачивались к нему спиной. Говорят, прежде Хопер впадал не в Дон, а в Медведицу и несколько раз менял свое русло, пока наконец не стал притоком Дона. На тысячу с лишним километров протянулся он — после Северского Донца это самый большой приток Дона. Правый берег крут и лесист, а левый — пойменные луга, озера, старицы и болота, густо заросшие осокой, чаканом и камышом. Край непуганых уток, гусей и другой дичи. У Даля само название «Хопер» объясняется как «притон диких гусей». Это здесь проходят маршруты весеннего и осеннего перелетов водоплавающей птицы. Их стаи, возвращаясь в родные места или направляясь в теплую Африку, подолгу задерживаются на обильных кормами затонах и плесах Хопра.

С самой весны наезжает сюда Шолохов, неделями живет в рыбацком шалаше и, когда не пишет, бродит с охотничьим ружьем по займищу, по степи, и, хоть он неутомимый охотник и метко стреляет, иногда весь день молчит его ружье. Просто ходит и ходит солдатским шагом мимо старых, обвалившихся окопов, оставшихся еще с войны, мимо пеньков деревьев, обглоданных артиллерийским огнем, обмотанных телефонным проводом кустов. Там, где растут свинцового цвета бессмертники с неувядающими, жесткими лепестками…

Семен Игнатьевич дымит самокруткой, обжигающей пальцы, и говорит, говорит без устали:

— В сорок третьем Шолохов приезжал на побывку с фронта, разыскал дядьку моего, тоже егеря, я тогда мальцом был, ходили мы два дня по этим местам… Мины кругом, все поразворочено было. Смотрю, а у него слезы на глазах…

В утренние часы Хопер выглядит безлюдным. Где-то в лесных урочищах прячутся на берегах хутора, челны на отмелях — оттуда. А вот приворачивает к берегу небольшой баркас со стожком сена: с давних пор косят на левобережье травы и переправляют на правый берег. Катеров и барж почти не видно. Рейсовый катер в низовьях Хопра ходит лишь один раз в двое суток. А вообще-то река судоходна километров на триста — вплоть до Новохоперска. Прежде корабли поднимались и еще выше — до Борисоглебска, где были судоверфи. Там и суда морские строились, и корабельная казна для всей Азовской флотилии хранилась. Правда, спускать большие военные суда вниз по Дону можно было только в половодье. С прошлого века, когда построили Грязе-Царицынскую железную дорогу, судоходство на Хопре начало приходить в упадок и вскоре почти прекратилось. Только после того как появилось на донской карте Цимлянское море, снова пошли по Хопру суда.

— А знаете, — говорит вдруг егерь, — в хоперской пойме можно встретить много интересных животных. Видите, хоботок из воды торчит, вон возле камышей… Теперь исчез. Другой поднялся… Семейство выхухолей там живет.

На пиджаке у егеря значок с маленьким зверьком. Это и была знаменитая выхухоль. Неспроста зверек попал на герб Хоперского заповедника. Мы вошли в лиман, егерь приглушил мотор, стали ждать… Здесь обитала семья выхухолей. Маленький зверек с лапами, как у утки, с чешуйчатым хвостом, с красивой шелковистой шкурой темно-пепельного цвета, осторожно выпрыгнул из воды и, почуяв, что за ним наблюдают, стремглав исчез под водой. Разглядеть все-таки я его успел: крохотный пушистый комочек сантиметров в двадцать длиной. На мировом пушном рынке он ценится втрое и вчетверо дороже бобра — выше золота. Прежде выхухоль встречалась чаще, истребляли ее хищнически, потому что ловить ее — дело нехитрое. В 1913 году на Нижегородскую ярмарку вывезено было шестьдесят тысяч шкурок этого редкостного зверька — разбойным оказался промысел.

Сорок лет уже, как на Хопре создан выхухолевый заповедник, зверек расплодился, его начинают отлавливать и перевозить самолетами на другие реки.

Для редкого зверька здесь условия хорошие. Только меняется с годами режим Хопра — среда, к которой привыкла выхухоль, — и потому так медленно растет уникальное поголовье.

Егерь причаливает к самому берегу, расстилает брезент у плеса, приглашает завтракать. Рядом ковер алой земляники, попробуй — не оторвешься. Чьи-то следы на песке. Большие крупные отпечатки могучих копыт. Лось? Нет, зверь будет покрупнее. Егерь ухмыляется: «Зубры это, их много теперь в заповеднике, сюда тоже заглядывают».

Удивительная эта река Хопер. Сохранила она крошечных выхухолей и исполинских зубров такими же, какими видел и знал их первобытный человек. Завезли сюда зубров из Беловежской пущи уже после войны. Спокойные и неторопливые животные эти только на вид безобидны, встреча с ними опасна.