Голубя тебе на грудь - [23]

— Моё сокровище, — поведала она, чуть ли не с религиозным трепетом выставляя на стол ларцы.

На них были указаны разные города и даты, но всегда стояло одно и то же имя. Старые и новые, в основном дешевые, хотя встречалась и парочка двухчасовых.

— Меня батька так порол, так порол, когда я хорошие брала, — с гордостью рассказывала девушка, бережно проводя ладонью по деревянным крышечкам. — Он-то сапоги себе новые купить хотел, а я деньги украла, чтоб голосок Его подольше послушать.

«Его» было произнесено с придыханием и буквально сочилось обожанием.

— Правильно делал, — буркнула Риелей, деловито заворачивая жареную курицу в полотняную салфетку.

Убедившись, что получившийся кулек в ее сумку не лез, принялась выкладывать своё имущество на скамью в надежде, что проблема будет решена, если все вещи сложить аккуратней. Кеане наблюдал за ее действиями с неким подобием восхищения, почесывая утробно урчащего, зажмурившегося от удовольствия кота.

— Батька их всё выбросить грозится, — продолжала Када, пропустив ремарку гостьи мимо ушей. Манипуляций с курицей она, похоже, не замечала. — Говорит, что проку от них в хозяйстве никакого, что только место занимают, да пыль собирают. Мол отпели уж свое, отработали. Да как же я их в мусор-то брошу?! Ведь это ж единственное, что от Него у меня есть!

Када еще что-то говорила, страстно и эмоционально, — Риелей не прислушивалась, что именно. Потом вдруг замолчала и принялась глядеть на новую знакомую с нескрываемой надеждой и ожиданием.

— Что? — буркнула девушка, убеждаясь, что крестьянка собиралась пожирать ее взглядом до победного конца.

— Скажите, а вы близко знакомы с Айрелом? — хозяйка зарделась и смущенно потупила глаза.

— О, да, — курица, наконец, поместилась в сумку, и Риелей обнаружила, что там еще оставалось место для чего-нибудь некрупного. — Можно сказать, что это я определила его судьбу и повлияла на решение стать бардом.

Тут же пожалела, что это сказала, ибо обожание и трепет во взоре собеседницы стали чуть ли не осязаемыми. Девушка выглядела так, будто в любой момент была готова шлепнуться на колени и начать возносить молитвы.

— Ска-ска-ска… — принялась заикаться она, бледнея, — …жите, а какой он в ж-жизни?

— О, — Риелей пристроила в сумку пару яблочек. — Об этом я готова рассказывать часами! Ты диву дашься, узнав всю правду! Уверена, что хочешь знать?!

Увидев выражение лица Кады, девушка поняла, что та будет лишь счастлива слушать об Айреле Керране часами. Подумала, что не выдержит столько времени общество этой придурошной и спешно пошла на попятный.

— Но, к сожалению, — быстро нашлась она, — у меня совершенно нет на это времени. Мы с моим спутником ужасно торопимся и вынуждены откланяться.

Решительно встала из-за стола, взглядом указывая Кеане на свою изрядно потяжелевшую сумку.

— Как? Куда? — на глазах у крестьянки рушился мир.

— В Табид, — прежде чем Риелей успела среагировать, ответил мужчина, ссаживая кота на пол.

Када тупо на него уставилась, будто впервые замечая. Постепенно смысл его слов до нее дошел. «Апостол» запаниковала и заторопилась, впрочем, найдя время, чтоб послать спутнику полный негодования взгляд.

— Нет! — спешно рявкнула она, верно истолковав зажегшееся на лице крестьянки выражение.

— Возьмите меня с собой!

— Кеане, голубя тебе на грудь, видишь, что натворил?! — девушка схватила свою сумку, не дожидаясь, когда расшевелится ее спутник, и зашагала к двери. — Какого салума ты ей сказал?!

Када кинулась за ней следом.

— Зеленого! — догнав, повисла на руке гостьи, цепляясь так, словно от этого зависела ее жизнь.

Ноги Риелей, к такому повороту не готовой, под объединенным весом курицы и новой знакомой подкосились, и она шлепнулась на пол.

— С больши-и-им хвостом! — договорила Када, не ослабляя хватки. — Обычного такого.

— Что?! — девушка, шипя от боли, в ярости ее оттолкнула. — Пусти и не прикасайся ко мне! Долбанутая!

Посидела, растирая ушибленное бедро и прожигая скромно пристроившуюся чуть в отдалении хозяйку взглядом, полным ненависти.

— Причем тут хвост?!

— Вы сами спросили: «Какого салума?», — шмыгнула носом крестьянка, неловко теребя косу. — Ну, я и описала…

— Дура! — рявкнула Риелей, поднимаясь на ноги. — Это был риторический вопрос!

— Какой? — не поняла девушка.

— К тому же, если уж на то пошло, — с видом собственного превосходства проговорила гостья, гордо откидывая волосы за плечи. — Салумы черные. И это даже детям известно!

— А батька всегда говорил, что зеленые, — насупила брови Када. — И у них большие когти, чтоб души рвать. И зубища огромные.

— Кому ты больше веришь: своему батьке или мне — близкой подруге Айрела Керрана?! — Риелей использовала запрещенный прием.

Убедившись, что поставила противницу перед неразрешимой дилеммой, довольно фыркнула.

— Ну вот и всё! — провозгласила она торжественно. — Они черные. Да. Когтища драть души, зубища их жрать и огромное брюхо имеются. Однако всё это черное! Кеане, подтверди.

— Я что, должен комментировать весь бред, что ты несешь? — осведомился мужчина, продолжая спокойно сидеть на своем стуле и меланхолично грызть яблочко.

Кот лениво умывался у его ног.