Головы профессора Уайта. Невероятная история нейрохирурга, который пытался пересадить человеческую голову - [36]

Может быть, в СССР и планировали создать банк тканей, но на тот момент работа еще не сдвинулась с мертвой точки. В ходе опытов с двухголовой собакой Демихов изучал возможности «прививки», но в основном ради шумихи. Мерилом его успеха можно считать то, что пленку разрешили вывезти из СССР и распространить за границей. Это на время задержало занесенный над ним топор. Но Демихову пришлось расплачиваться иначе.

Пленка шокировала не только Запад – советские люди тоже возмущались, глядя на Цербера. Институтский покровитель Демихова пришел в ужас и не захотел даже взглянуть на чудовище. Не прошло и года, как Демихов потерял работу в институте. Ему удалось найти место в «Сеченовке», и спустя еще год – благодаря престижу института – Демихов получил разрешение выехать на международную конференцию в Мюнхене. Его отпустили со строгим наказом: ни в коем случае не упоминать двухголовую собаку. Демихов ослушался и объявил о результатах своих экспериментов на конференции, материалы которой были опубликованы на Западе. Во-первых, это означало, что Демихов и его странные опыты стали официально известны за пределами СССР. Во-вторых – Демихов нарушил уговор. Он тут же получил клеймо «политически незрелого авантюриста» и по возвращении домой рисковал отправиться за решетку за разглашение государственной тайны, однако на сей раз его риск оправдался[183]. Работа Демихова вызвала ажиотаж во всем мире, и вскоре к нему начали стучаться журналисты из Life и The New York Times. Но даже такой успех был до обидного краток.

Милиция за ним не пришла, но Министерство здравоохранения закрыло его лабораторию, и в 1960 году Демихов перешел в Институт Склифосовского, где условия были совсем уже спартанские[184]. К 1964 году революционные разработки Демихова по реваскуляризации перешли к Василию Колесову, который вместо Демихова получит Государственную премию и прославится как один из пионеров кардиохирургии. Хуже того, бунтарское поведение долго мешало Демихову получить ученое звание, которое могло бы гарантировать более высокую зарплату и надежную работу. В отчаянии, без средств к существованию и под угрозой выселения из квартиры Демихов задумал суицид. Его остановило, по разным версиям, не то вмешательство близких, не то публикация его книги по трансплантологии (и ее перевод на английский и немецкий), не то прием в шведское Королевское научное общество в Уппсале. Впрочем, запоздалое мировое признание не спасло репутацию Демихова на родине. Прилетев в Москву, Уайт надеялся найти Демихова в крупном институте – талантливого ученого на передовой советской науки. А нашел изгоя.

Район Хамовники расположен к юго-западу от центра столицы, в излучине Москвы-реки. По сравнению с первыми напряженными днями Уайт гуляет по городу более или менее свободно (хотя по-прежнему с «хвостом» из незаметных – а на самом деле очень даже заметных – сопровождающих), удивляясь, как много сохранилось исторических зданий. Там и тут среди бруталистских бетонных коробок, в каких, например, располагаются некоторые лаборатории Московского университета, попадаются удивительные строения, пережившие бомбежки Второй мировой, большевистскую реконструкцию и даже пожар в наполеоновскую войну. По странной случайности хамовнические церкви уцелели, поскольку служили конюшнями для любимых арабских скакунов Наполеона. В СССР им нашли новое применение.

Напротив больницы возвышается светлый кирпичный купол, со всех сторон окруженный стальной изгородью. Храм Преподобного Димитрия Прилуцкого построили в 1890 году по проекту архитектора Константина Быковского из Московского университета, чтобы бедняки могли отпевать своих родных рядом с больницей, где те умирали. В этом приземистом здании с толстыми стенами и простыми фасадами тоже содержат животных, но уже не лошадей. Это здание, классифицированное Министерством здравоохранения как «бесполезное», служит лабораторией почти забытому Владимиру Демихову[185].

«Ко мне нечасто заходят», – говорит Демихов, сияя улыбкой. И особенно редко у него бывают знаменитые заокеанские хирурги. Уайт растерян: человек, ради встречи с которым он проделал весь этот путь, считает, что это Уайт – знаменитость. Вот он обхаживает американского гостя, с неподдельным восторгом показывает подопытных – собак с пересаженными органами, рассказывает, над чем работает сейчас, оставшись без государственного финансирования. Теперь большинство хирургических инструментов Демихов изготавливает сам, а записи ведет в конторских книгах с пестрыми картонными обложками[186]. Однако при полном отсутствии современного оборудования Демихов разработал 24 методики пересадки дополнительного сердца в грудную клетку собаки, из которых 22 оказались успешными.

Уайт не верит глазам. Как же этот русский умудрился достичь таких результатов, если у него в лаборатории нет ни оксигенатора для сердца и легких, ни охлаждающего оборудования?[187] Уайт как никто представляет себе потребности мозга в кислороде, а при операции на сердце без полноценного искусственного кровообращения приток крови к голове на какое-то время прерывается. Это приводит к слабоумию, и во избежание таких последствий Уайт при операциях по изолированию мозга использует сложнейшую аппаратуру. Чем дольше идет операция, тем выше риск поражения мозга. Демихов только пожимает плечами. Техники нет, и он выходит из положения, выполняя манипуляции