Голоса Варшавского гетто. Мы пишем нашу историю - [56]

Сегодня утром полиция вместе с юнаками подъехала на улицу Пшеязд и забрала четверых евреев, связанных с контрабандой. Они стояли на разрушенной стене дома № 11, смотрели на «арийскую» сторону. Я слышал, что Ауэрсвальд, нацистский комиссар по делам гетто, присутствовал при аресте и что по его приказу задержанных немедленно депортировали вместе с теми евреями, которых поймали во время облавы. Мать одного из депортированных горько плакала под моим окном.

Сегодня группа сотрудников общины [т. е. участников «Ойнег Шабес»] собралась и два часа слушала историю адвоката из Львова: он пересказывал нам книгу плача Львова и всей восточной Галиции. И то, о чем он рассказывал, оказалось настолько ужасно и отвратительно, что случившееся там не передать словами. Один только Львов потерял тридцать тысяч мучеников. Истребление проходило в три основных этапа. Едва немцы взяли Львов, они тут же провели масштабную облаву, и тысячи тысяч евреев были убиты в тюрьмах. Второй этап начался, когда евреев согнали в гетто, возле «моста смерти»[137], который обрел такую печальную славу, а третий этап был в марте, во время великого переселения львовских евреев, когда погибло до десяти тысяч евреев[138]. Еще несколько тысяч евреев уничтожили во время акции по истреблению всех старше шестидесяти лет. Подробности этих событий настолько страшны, что им не место на страницах дневника. Эту историю нужно рассказывать целиком, без купюр. Надеюсь и верю, что однажды так и будет, что совесть людская не устоит и что лютый зверь, который вцепился в горло народам Европы и душит их, будет связан и раз навсегда заключен в оковы. По оценкам адвоката из Львова, всего в восточной Галиции было убито свыше ста тысяч человек. Все еврейские общины возле венгерской границы стерли с лица земли. Яремче, где некогда обитала тысяча евреев, стало Judenrein. Равно как и Татаров, и другие.

Когда адвокат закончил рассказ о пережитых ужасах и пан Гутковский поблагодарил его, у многих из нас в глазах стояли слезы.

Эти два часа стали одними из самых страшных в моей жизни.

По дороге домой с этого собрания мне «повезло» – меня остановили и отправили разгружать кирпичи. Немцы останавливали только хорошо одетых евреев. Работы длились час. Было не столько тяжело, сколько унизительно. Надзиравший за нами солдат выкрикивал оскорбления: «Verfluchte Juden!» [проклятые евреи] – и ударил одного из нас концом железного прута. Разумеется, неприятно наблюдать немецкую жестокость и рабскую зависимость евреев, даже хотя бы час, но я тем не менее ощутил определенное удовлетворение. Я на собственной шкуре (пусть и в малой степени) прочувствовал то, что миллионы евреев терпят вот уже три года. Так что оно того стоило.

Архив Рингельблюма I:431

Перевод с идиша на английский Кристофера Хаттона

Из «Дневника великой депортации»

Пятница, 28 августа

Акции устрашения продолжаются. Я слышал, что вчера вечером группа рабочих возвращалась с работы на фабрике Ошмана. Эсэсовцы разделили вереницу рабочих на две группы: одной позволили продолжить путь, вторую отвели прямиком на умшлагплац.

Детей, которых схватили вчера, спасти не удалось. Они погибли, погибли.

Сегодня мы [участники «Ойнег Шабес»] долго беседовали с Довидом Новодворским, он вернулся из Треблинки[139]. Он рассказал нам всю историю мытарств, которые ему пришлось вынести с момента ареста до побега из лагеря и возвращения в Варшаву. Слова его подтверждают и не оставляют сомнений: всех депортированных (и тех, кого схватили, и тех, кто явился добровольно) отправили на смерть, не спасся ни один. Это голая правда, и как ужасно, если вспомнить, что за последние недели уничтожили по меньшей мере триста тысяч евреев, из Варшавы и других городов: Радома, Седльце и многих, многих других. Его рассказ – свидетельство мучений столь ужасных, столь невыносимых, что невозможно передать и описать словами. Несомненно, это величайшее преступление, какого прежде не знала история. Вчера из Варшавы на смерть отправили около четырех тысяч человек – мужчин, женщин, детей. Сегодня акция продолжается. Мастерские окружают, перекрывают входы-выходы, но (так я слышал) транспорт не подгоняют. Работников продержат внутри до вечера или до завтра, а потом отправят в лагерь очередную большую партию. Идет тридцать восьмой день великого кровопролития. Кроме Варшавы, эту чашу с ядом испили Седльце, Радом, Рембертув и многие, многие другие.

Вчера я слышал, что владельцы крупной фабрики, Шульц и Тёббенс, ведут переговоры с главарями айнзацгрупп. Сулят им взятку в три миллиона, если они не тронут оставшихся в Варшаве евреев (которых, по их оценкам, около сотни тысяч) и уберутся из города. В связи с этим ходят слухи, что акция продлится до субботы или воскресенья, после чего убийцы уедут и в Варшаве наступит покой. Мы так часто разрешали себе надеяться, что кровавая резня вот-вот окончится, и так часто наши надежды оказывались ложными, мы оставались ни с чем. Не сомневаюсь, что и на этот раз нас тоже ждет разочарование, а кровопролитие продолжится.

Боже! Неужели нас действительно уничтожат, всех до единого? Теперь не осталось сомнений: все, кого вывезли из Варшавы, были убиты.