Голоса Варшавского гетто. Мы пишем нашу историю - [45]

И все-таки – ах, если бы мы сумели стать братьями не только по крови и религии, но и по страданию. Будь мы и правда единым народом, по крайней мере, во время жестоких гонений, которые грозят вычеркнуть нас из мира живых, мы воспользовались бы этим средством под названием «автономия» (т. е. гетто), дабы облегчить свои страдания, смягчить чудовищные условия гетто. Ведь, в конце концов, всё управление в наших руках, и мы имеем право придавать ему такую внутреннюю форму, какую пожелаем. Но именно в этом смысле мы оказались банкротами. Без преувеличения я могу назвать тех, кто нами правит, властью зла, бандой негодяев, убийцами бедных, притеснителями нуждающихся, подельниками злодеев и нечестивцев; у каждого из них темное прошлое, и по сути своей они просто преступники, которых пока не отдали под суд. При одном лишь упоминании слова «правители» (т. е. юденрат) кровь закипает от бессильного гнева и сжимаются кулаки. Правители стали символами тирании и несправедливости, вожди – воплощением бандитов и негодяев.

При первом же удобном случае от дома № 26 по Гржибовской [канцелярии юденрата], ставшего источником несправедливости и гнета, притоном грабителей и злодеев, не оставят камня на камне. И если бы в наших рядах нашелся пророк, он возвысил бы голос и спросил их:

Что вы тесните народ мой? [Ис. 3:15]

И голос его услышали бы от края до края земли. Из пучины наших невзгод мы получили бы утешение: «Близок час расплаты!» Не вечно им править нами. Они сгинут вместе с нацистами, изрыгнув чужое имущество, которое поглотили.

Так утешают себя взбудораженные массы. Однако мудрейшие знают, что утешение это пустое. Соглашаются для виду, но в душе протестуют.

Ходит такой анекдот:

Разговаривают два дегенерата из юденрата, и посреди дружеской беседы один начинает грозить другому неминуемой карой.

«В Судный день деньги тебе не помогут! Зыгмунт![118] Подумай о том, как ты кончишь! Побойся гнева и ярости толпы!»

А Зыгмунт бестрепетно отвечает: «Дурак! Когда земля перевернется вверх тормашками и изменится порядок жизни, так я окажусь наверху, а не внизу».

Подозреваю, он прав: так и будет. И волоска не упадет с его головы…

В следующих записях я поведаю потомкам о лжи и мерзостях наших правителей.

Я не с этими и не с теми – напротив, я сам по себе[119]. Возможно, в этом мое преимущество. Я наслышан об их «добрых» делах и твердых правилах, кое-что видел своими глазами. Я держусь великого принципа: глас народа – глас Божий!

3 декабря 1941 года

Когда организовали еврейское представительство, мы были уверены, что найдем в нем убежище от невзгод, что оно протянет нам братскую руку, облегчит наши страдания, и даже если настанут трудные, горькие времена, оно сделает все, что в его силах, дабы пролить бальзам на наши раны. Ужасные, тяжкие испытания, выпавшие нам на долю, уравняли всех без исключения, ибо ничто так не сближает, как общее горе. В минуты испытаний оно пробуждает в людях сострадание, любовь, солидарность, даже в чужаках, не братьях по крови и происхождению. Тем вернее это для братьев, сородичей, связанных телесно и духовно.

Не таковы польские евреи. Да падет на их головы вечный позор.

Внешние, чужеродные силы собрали затесавшихся среди нас шмендриков и поставили их набольшими над нами. Все они наполовину, на треть, на четверть ассимилированы. В мирное время знать нас не желали, вращались исключительно в своем еврейско-гойском мирке, оскорбляли и сносили оскорбления. Они презирали еврейскую голоту [чернь (польск.)], а их соседи-неевреи, в свою очередь, ненавидели и презирали их самих. Еврейская община их тоже не признавала. Они были чужими своему народу, его культуре, его духу. Пожалуй, даже более чем чужими: они ненавидели всё, что имело хоть какое-то отношение к иудаизму. Причем враждебность к еврейским народным массам была у них не идеологической, поскольку единственная их идеология – жажда наживы.

И эти-то «господа», как только их выбрали начальниками юденрата, с особой жестокостью принялись нас притеснять. С самого дня образования гетто возникла широкомасштабная, обширная сеть крупных учреждений, таких как еврейская полиция, продовольственный отдел, жилищный комитет, почта, внутренний орган управления, отделение внешних связей, начальные школы, организации здравоохранения, в общем, все виды служебных органов, и у всех простор для обогащения: взятки, протекционизм. Те, кто в курсе дела, с этим согласны: они говорят, что коррупция в юденрате достигла такого уровня, какому нет аналогов во всем мире. Он не подчиняется никому, кроме коменданта гетто, а тот и сам участвует в темных делишках, которые проворачивают за счет угнетенных масс, попавших в тиски нужды как материальной, так и духовной, и, как узники, бессильных освободиться. Когда станет полегче, наверняка появятся порядочные люди и расскажут будущим поколениям то, о чем следует рассказать, на основе документальной информации и точной статистики.

7 января 1942 года

«Все, что есть на суше, имеет аналог в морях». Это верно не только для гетто, но и для природы вещей в целом. Всё, что есть в большом мире, есть и в тесном ограниченном гетто. Нужда и бедность, изобилие и богатство уживаются здесь бок о бок. Нацистские хозяева ведут себя в соответствии с принципом: заблуждается тот, кто считает, будто бы великие и малые равны. Средства уничтожения действуют по-разному на людей разного положения и достатка.