Голоса Варшавского гетто. Мы пишем нашу историю - [13]
18 января 1943 года немцы возобновили депортации из гетто, рассчитывая действовать по прежнему плану, однако отряды самообороны из Еврейской боевой организации, состоящей из участников сионистского и бундовского подполья, взялись за оружие и дали им отпор: нацисты понесли первые жертвы. Автор «Живого дневника» тоже принялся за дело и создал манифест вооруженного сопротивления, стихотворение «Контратака», которое ходило по гетто во множестве копий[32]. Если прочесть стихотворения Шленгеля в той последовательности, в которой они были написаны, можно получить точное представление о времени в гетто: от изоляции к истреблению, а от него к сопротивлению. В метафорическом смысле вещи в череде точных метонимий представляют самую трагическую главу польского еврейства: от бесполезного телефона к массовым процессиям бесхозного скарба и забрызганным кровью пачкам «Юно», немецких солдатских сигарет.
В нескольких кварталах от Шленгеля (и в другом мире с точки зрения поэтики и мировоззрения) обитал рабби Калонимус Калман Шапиро из Пясечно, ученый-талмудист, потомок двух хасидских династий. Когда его дом № 5 по улице Дзельной включили в пределы гетто, он устроил у себя в квартире одновременно синагогу и бесплатную столовую для сотен своих последователей. Там он читал и толковал Тору – еженедельно и в праздники, начиная с Рош а-Шана 1940-го и до 18 июля 1942-го; через четыре дня началась великая депортация. Рабби лично переводил проповеди с идиша на иврит и редактировал для потомков[33]. В архив «Ойнег Шабес» рукопись вместе с другими неопубликованными трудами Шапиро, скорее всего, передал в начале 1943 года Менахем Мендель Кон, один из ближайших соратников Рингельблюма[34].
Еженедельное чтение Торы – опыт странствия в космическом времени, экзистенциальный диалог с вечным прошлым, исследование Бога, Его промысла и траектории еврейской судьбы. Рабби Шапиро оценивает беспрецедентные испытания и несчастья, выпавшие на долю народа Израиля, исследует параллельную вселенную, практически неизведанную территорию страдания Божьего. В раввинистических текстах, созданных более двух тысячелетий назад, говорится, что Господь страдал вместе с Израилем и не оставил его в изгнании. К февралю 1942-го впору было придумать новое измерение бесконечного страдания Господня. Рабби Шапиро описывает мир на грани уничтожения: одна искра Божественного страдания способна испепелить мироздание, проникни она в его границы. В этой проповеди утверждается нечто вроде «мистицизма катастрофы»[35]. Именно из руин, пишет рабби Шапиро, возникает откровение: здесь внешнее разрушение трансформируется во внутреннее, границы личности растворяются, и человек слышит, как Бог… плачет.
В проповеди от 14 марта 1942 года рабби Шапиро развивает мысль о том, что Бог и человек страдают вместе. Обращаясь к понятию «хестер паним» («Бог скрывает лицо», – немецко-еврейский философ и теолог Мартин Бубер в этом же смысле говорит о «затмении Бога»), рабби Шапиро утверждает, что Бог скрывает лицо Свое, желая уединиться в скорби. В ситуациях отчаянного страдания, учит рабби Шапиро, человек может нарушить уединение Господа, так сказать, проникнуть в тайное его обиталище и разделить с Ним скорбь. Слезы, которые мы проливаем с Господом, придают нам сил. Из этого мистического единения у последней черты рождается обновленное желание действовать – изучать Тору, соблюдать заповеди Господни.
Заключительный и самый радикальный шаг рабби Шапиро делает 11 июля 1942 года, в предпоследней своей проповеди. В ней он дает новое определение принятому в теологии понятию страдания, переформулирует еврейский концепт мученичества, киддуш а-Шем. Киддуш а-Шем – не следствие мученичества, не способность пожертвовать жизнью как испытание веры, которое утверждает славу Божью, а само существование Бога. Эта война – в первую очередь против Бога. А поскольку народ Израиля не мыслит себя без Господа, то и разделяет Его муки. Евреи страдают за Бога. Таким образом, войну против евреев рабби Шапиро считает войной против Бога, и евреи в этой войне – армия Господня. Следовательно, как бы ни были велики страдания евреев, они второстепенны по сравнению со страданием Бога. Не говорите, что катастрофа – наказание за каждый грех, будь то малый или великий, совершенный Израилем. Скажите лучше: катастрофа – доказательство того, что Израиль не мыслит себя без Бога.
Таким образом, в Варшавском гетто существовало два диаметрально противоположных понятия времени. Согласно новейшей системе счисления времени, все евреи, «мужчины и женщины, старые и молодые, те, кто живет, страдает, видит и слышит», сами должны стать историками, описывать то, что творится сегодня, чтобы завтра об этом не позабыли. Их задача – передать длительность времени, подвести итог времени – центробежного ли, центростремительного. Но рядом с ними жила и религиозная часть общины, пользовавшаяся древним календарем памятных дат, и члены этой общины стремились следовать указаниям духовных наставников. Один из самых почитаемых проповедников, предчувствуя наступление последних времен, связал страдания людей со скорбью Господней. Во времена великой катастрофы, наставлял он, Бог, который вне времени, погружается в скорбь, и слезы Господни – вернейший знак непреходящего величественного завета.
