Голос Незримого. Том 2 - [4]

Не рождалось краше дива!

Гордый, стройный, с черной гривой,

Плоть, что кость, бледна, упруга.

Был гончар он ловкий, скорый,

Но она влеклася снова,

Как от коршуна лихого,

От его ночного взора.

Плена много лиц явила —

И она рассталась с Угом:

Наградила по заслугам

И другого полюбила.

Стал ей третьим мужем Славий.

Это див родился истый!

Русый, гибкий, голосистый,

Плоть бела, что воск в расплаве.

Был гусляр он хитрый, льстивый,

Но она опять бежала,

Как от змейки тонкожалой,

От его улыбки лживой.

Много Плена лиц явила —

И Олона – не опалой —

Всё же Славия услала,

О любви же позабыла.

И пошел уж год четвертый,

Как живет Олона девой,

Без стыда, боязни, гнева,

Одиноко, тихо, твердо.

Лишь одной полна печали,

Лишь одной полна кручины:

Что на память ей мужчины

Ничего не завещали.

От тяжелых их объятий

И веселых их ласканий

Нет у ней – не камней, тканей, —

А кудрявого дитяти!

Дал ей дочку рыжий Згара,

Что была б потом царицей.

Полюбилась Огневице —

Не спасли великой чарой…

Дал сынка ей Уго черный.

Полюбил его Водяник, —

Сторожили много нянек,

А исчез в воде озерной…

Белый Славий дал уродца —

И его тотчас убили,

Закопали в чернобыли,

Как всегда у них ведется…

Так грустила раз Олона,

Выйдя в створчатые сени…

Мреял вечер предвесенний,

Городище было сонно.

Ниже – озеро Лейяла

Серой раковиной стыло,

Жемчуг розовый таило,

Вдаль Олону увлекало.

Дальше – горы Загадули

В мягком дыме лиловели,

В легкой дреме соловели

И Олону вдаль тянули.

Подошла она тут к дверце,

Словно горленка воркуя:

«Ах, не вем, чего хочу я!

Наскучались разум, сердце…

Что мне платинные пряжки,

Бирюзовые запястья?

По свое пойду я счастье,

Позабуду долг свой тяжкий.

О, Лазурницы Большие —

Город милый мой, родимый!

Будь богами боронимый!

Ворочуся из тиши я…»

И взяла вооруженья

Только нож свой испещренный,

Только обруч серебреный

И взяла из украшенья —

Облеклась рядиной длинной

И ушла, легко ступая,

Златокосая, босая,

Вдаль тропиною долинной.

Глава II

Много раз уже Олона

Покидала дивье племя,

Укрываяся на время

В глубине лесной, зеленой,

И жила там тихо тайно,

Жизнью чудной, жизнью думной

Над Лейялой светлой, шумной

В темной хижине надсвайной.

Там лечила раны битвы,

Раны сердца там лечила,

Для людей копила силы

И несла богам молитвы.

И теперь – лишь только рдело,

И ронялся бисер росный,

Начинала искус постный —

Размышляла и не ела.

А когда опять алело,

И низался жемчуг звездный,

То кончала искус слезный —

Сладко грезила и пела…

А кругом весна стояла:

Почка розовая бухла,

Голубая хвоя жухла —

Стало влажно, вражно, тало…

Расширялися заливы,

Топи, заводи, трясины,

И шепталися осины,

Ольхи, вязы, вербы, ивы.

А кругом весна стояла:

Принялась гнездиться птица,

Зверь же бросил уж ютиться —

Стало звучно, кучно, шало…

Всюду стаями тянули

Цапли, лебеди, касатки,

Стадом шли – быки и матки —

Лоси, туры и козули.

А кругом весна стояла:

Мошка реяла с игрою,

Рыба плавала с икрою —

Смутно, древно, томно стало…

На лугу плясали в круге

Мотыли, шмели и пчелы,

Под водой водили коло

Щуки, стерляди, белуги.

И пошла бродить Олона,

Улыбаясь и печалясь,

И чудесны показались

Ей лесные эти склоны.

Последила путь лебяжий,

Отыскала след медвежий.

Занимался ветер свежий

Золотых волосьев пряжей.

Шла с холма – и ноги мокли,

Шла на холм – и ноги сохли…

Что там: щур, звериный чох ли?

Муравейник, теремок ли?

Уж, ложася на обрывы,

Солнце ярко полыхало,

Словно облик ярый, алый —

Облик божича Зоривы!

И подеялось с Олоной:

Стала вправду золотою,

Задышала с быстротою,

Завздыхала вдруг влюбленно

И в закат лесной весенний

Через ветки заревые

Помолилася впервые

Солнцебогу, а не Плене.

В миг тот ветки расплелися

От прыжка большого зверя, —

И, к добыче путь свой меря,

Глаз сверкнул зеленый рысий!

И увидела Олона

Смерть лихую недалече,

Но готовилась ко встрече,

Нож сжимая испещренный…

То не птаха засвистала,

Не запрыгала то белка,

Чья-то яшмовая стрелка

В глаз смарагдовый попала!

И тотчас же к шкуре красной,

В белых сумерках сияя,

С диких яблонь цвет ссыпая,

Подошел стрелец прекрасный.

Был он юный, златолицый,

В нежной радужной раскраске,

Кудри смольные – в повязке,

Карий взор, как у орлицы!

Тонкий, легкий, крепкий, смуглый,

Стан блистал червонней слитка,

И вилась златая нитка

По груди его округлой.

И мерещится Олоне,

Что идет к ней сам Зорива,

Перед ним она пугливо

В земном падает поклоне.

Шепчет: «Кто ты? кто? помилуй!»

«Видишь ты Стрельца-Медуна, —

Как домры глубокой струны,

Прозвучал ей голос милый. —

Я ж кого, скажи мне, вижу?»

Отвечала: «Я – Олона».

И у малого услона

Тут сошлись они поближе.

Сели рядом и сидели

С задушевностью во взоре,

В простодушном разговоре

О своем земном уделе.

Рассказала Золотая

Всё под птичьи переливы:

Как живут на взгорьях дивы,

Вера, правда их какая.

Рассказала, что творится

Там, где женское начало,

Об одном лишь умолчала:

Что сама она – царица.

И поведал ей Прекрасный

Всё под рокот соловьиный:

Как живут в лесах русины,

Как у них мужи лишь властны.

А потом они умолкли,

Странной грустью обаянны,

И повили их туманы

В серебристый лен ли, шелк ли…

Меж трепещущих осинок

Уж звезда Чигирь синела.

Вдалеке свирелью смелой

Звал глухарь на поединок.

И припал Медун к Олоне

Головою на колени,

Лепеча слова молений,

Целовал ее ладони…

И Олона позабыла,

Что они – не однолетки —

К лику в розовой расцветке