Голос Незримого. Том 2 - [2]

Рада я к тебе явиться,

Чтоб за ласковость ко мне

Наградить тебя вполне.

Дам тебе я розан алый,

Не простой, а небывалый,

Что без корня, да растет,

Что без дождика цветет.

Он вовеки не завянет

И повсюду пахнуть станет,

У тебя ль, краса, в руке,

На окне иль на венке. —

Подала цветок и скрылась —

Словно в землю провалилась.

Поклонилась вновь княжна,

Вновь пустилась в путь она,

А на дар нет-нет да взглянет:

Розан – день и два – не вянет!

Вот княжна идет к реке.

Берега вокруг в песке.

Льются струйки водяные,

Серебристо-голубые.

Как тут быть ей? Нет пути!

Брод не трудно бы найти,

Да ступить она не смеет —

Возмутить струю жалеет.

И к реке, душой нежна,

Наклонялася княжна

И просила, и молила,

Умываясь, говорила:

– Ох, река, моя река!

Пьет меня, как змей, тоска,

А твои струи все чисты,

Голубы и серебристы.

Ты прости, река моя,

Возмущаю плес твой я! —

Глядь-поглядь: пред нею хатка,

Подле женщинка-косматка

Под рукой ракушку бьет,

Жемчуг за ворот кладет.

– Здравствуй, милая девица!

Рада я к тебе явиться,

Чтоб за ласковость ко мне

Наградить тебя вдвойне.

Ты о слове не жалей-ка:

Тростниковою жалейкой

Отдарю я за простой —

Самогудной, не простой.

Хорошо она играет,

Всех за сердце забирает

И выводит тонко трель,

Как не выведет сам Лель. —

Подала свирель и скрылась —

Словно в воду опустилась.

Поклонилась вновь княжна,

Вновь пустилась в путь она,

А на дар не надивится:

Всё свирель поет, как птица!

Вот идет она к горе.

Небеса кругом в заре.

Розовы лучи сияют,

На тропу ковер бросают.

А тропа пряма, вольна…

Что же стала вдруг княжна?

Где ступить она крушится —

Затенить лучи страшится.

И к заре, душой нежна,

Обращалася княжна

И просила, и молила,

Угреваясь, говорила:

– Ох, заря, моя заря!

Жжет любовь мне сердце зря.

А твои лучи приятны,

Розовы, белы, закатны.

Ты прости, заря моя,

Затеняю свет твой я! —

Глядь: пред ней шатер устланный,

Рядом девушка-светлана

Ларчик на руку берет,

В полу яхонты кладет.

– Здравствуй, милая девица!

Рада я к тебе явиться,

Чтоб за ласковость ко мне

Отплатить тебе втройне.

Вот возьми себе в награду

Золоченую лампаду.

То – диковинка, мой свет,

И другой такой уж нет.

Для нее не надо масла,

Никогда она не гасла

И не сгаснет никогда,

Полыхая, как звезда. —

Подала ночник и скрылась —

Словно в тучу схоронилась.

Поклонилась вновь княжна,

Вновь пустилась в путь она,

Лишь порой, дивясь, приметит:

Всё лампада тихо светит!

Долго ль шла княжна вперед,

Может день, а может год —

Только шла всё дале, дале,

Впереди ж синели дали.

Наконец уж, как забор,

Встал пред нею черный бор.

А в бору том чудный терем —

Счету нет оконцам, дверям!

На воротах пара сов,

Охраняет змей засов,

На дверях – рога всё бычьи,

На оконцах – клювы птичьи,

В крыше – тьма вороньих гнезд,

А над вышкой – конский хвост.

Вкруг – ни просек, ни прогалин,

Белым снегом бор завален,

И не тает снег тот век,

Не живет тут человек.

Но княжна идет без труса,

Снег метет косою русой.

Смотрит: свесился сучок,

На сучке том старичок —

Борода белей кудели

Обвивает сосны, ели.

Бьет она пред ним челом,

Дарит словом, как рублем:

– Здравствуй многие ты лета!

Чье, скажи, подворье это? —

Захихикал старый дед

И прошамкал ей в ответ:

– Проживает здесь Морана,

Дочь могучего Бурана,

Муженек ее Снегур,

С ними – я, снеговый чур.

Ох, красавица! Ох, девка!

Коль не шутка, не издевка —

Понапрасну не храбрись,

А скорей домой вернись. —

Слышать то княжна не хочет:

Он ей с другом встречу прочит!

Подступила к воротам, —

Змей шипит и свищет там,

И трезвонит в колокольца,

И в златые вьется кольца,

Чтоб княжну не пропустить —

Побольнее укусить.

Но жалейка заиграла,

Змея сном заколдовала.

А княжна, отняв затвор,

Пробралась меж тем во двор.

Из дупла гнилой осины

Вдруг поднялся рой осиный,

Закружился, зажужжал —

И уж копит яд у жал,

И серебряной иголкой

Норовит воткнуться колко,

Чтоб княжну не пропустить —

Побольнее укусить.

Зацвела тут роза ало,

Ос дремой зачаровала.

А княжна меж тем смелей

Добралась и до сеней.

Тьма вокруг нее густая,

Черных нетопырей стая

Вдруг из всех углов спешит

И летает, и пищит —

Тащит медными когтями,

Ловит черными сетями,

Чтоб княжну не пропустить —

Побольнее укусить.

Но лампада засветила,

Гадов сном заворожила.

Входит в горницу княжна.

Там – Снегурова жена,

Неулыба и неряха,

Непечея и непряха,

Как медведица, ревет —

Колыбельную поет.

У нее в ушах сосульки,

Перед ней четыре люльки:

В каждой люльке спит урод —

Песьи уши, щучий рот.

Белым снегом лавка крыта,

Скатерть инеем расшита,

Сундуки все изо льда,

В окнах изморозь-слюда.

Вот Морана с пересмешкой

Говорит княжне: – Не мешкай!

Здесь ты, сказывай, зачем?

А не то тебя я съем. —

Мало ей княжна сказала,

Только розан показала,

Посулясь отдать его,

Коли мужа своего

Пустит та на час обеда

К ней для ласковой беседы.

И Морана, льстясь на цвет,

«Да» – ей молвила в ответ.

А сама потом к супругу,

Чтоб не вспомнил он подругу,

С поцелуем в очи льнет:

Стали очи – синий лед.

Вот дружки в палате низкой,

Золотая с щами миска,

Ряд серебряных сулей,

Груда сладких кренделей…

Освещает тускло солнце

Сквозь узорное оконце

Темно-синий сарафан

Да серебряный кафтан.

То княжна перед Снегуром

Синеоким, белокурым,

Блюдо с лебедем несет,

Мед душистый в кубок льет.

Но Снегур, к ее обиде,

Ест и пьет, княжны не видя.

И задумалась княжна,

Подошла к нему она

И сказала: – Милый княже!