Голливудский мустанг - [154]

Она попыталась улыбнуться. Ее белое, без косметики, лицо, обрамленное светлыми волосами, было прелестным. Но улыбка не задержалась на нем. Потекли слезы. Джоку пришлось крепко обнять девушку. Она прижалась к нему. Он почувствовал, как вздрагивает ее тело. Внезапно Джок заметил, что Мэннинг, стоя в нескольких футах от них, с обычной ловкостью работает своим «Миноксом». Джок метнул в него злой взгляд, дав фотографу возможность сделать еще пару снимков.

Сиделка вышла в коридор. Мистер Карр проснулся. Они могут зайти к нему по очереди. Очень тихо. Ненадолго. Дейзи попросила Джока пройти первым. Она должна привести себя в порядок, убрать следы слез, чтобы Карр увидел улыбающееся, белое лицо со счастливыми глазами. Джок отпустил ее и шагнул к двери.

Он вошел в палату осторожно, стараясь не шуметь; лишь один раз его подошва чиркнула по виниловому полу, заставив Карра открыть глаза. Он посмотрел на Джока, снова сомкнул веки, словно усталость не позволяла ему продемонстрировать интерес или эмоции.

Джок разглядел лицо Карра. Удивительно, как сильно может состариться человек за пять дней. На его голове обнажилась седина, которую он раньше тщательно скрывал. У него начала отрастать белая щетина, в то время как тонкие крашеные усы оставались черными. Щетина подчеркивала складки загорелой кожи, висевшие под нижней челюстью.

Сейчас он не был кинозвездой, Королем. Перед Джоком лежал старый человек.

Карр снова открыл глаза.

— Прес? Привет. Как вы себя чувствуете?

Карр кивнул, давая понять, что находится в удовлетворительном состоянии.

— Хорошо, хорошо, — прошептал Джок.

Карр снова закрыл глаза.

— Вы поправляетесь. Дейзи тоже приходит в себя. Поэтому я возвращаюсь в Лос-Анджелес. Мне кажется, это замечательно, что вы нашли друг друга. Вы нужны друг другу. Все будет потрясающе. Просто потрясающе!

Растерянный, охваченный чувством вины Джок с трудом подбирал слова. Он не нашел более точного слова, чем «потрясающе» — самой расхожей монеты в киноразговорах. Все было как минимум потрясающим. Это означало — да, возможно, неплохо. Или: не беспокойте меня. Этим словом характеризовали картину, погоду, будущую встречу за столом, в постели.

Если оно теряло искренность звучания, его меняли на эпитет «обалденный». Остававшийся таким же пустым.

Джок чувствовал, что слово «потрясающе» зацепилось за его язык, как рыболовный крючок. Он не мог освободиться от него. Новости из Лос-Анджелеса были потрясающими. Почти смонтированный материал был потрясающим. Глава студии радовался тому, что Карр поправляется потрясающе быстро. Когда Джок ездил на натуру, он отметил, с какой потрясающей быстротой рабочие демонтируют киногородок. Если бы кто-то сообщил о начале третьей мировой войны, Джок автоматически произнес бы: «Потрясающе!»

Все это время глаза Карра оставались закрытыми. Джок наклонился, заметил неглубокое дыхание актера и подумал, что Карр, возможно, заснул. Но Престон приоткрыл глаза. Значит, можно продолжать.

— Прес! Моя новость обрадует вас. Помните Мэри, моего монтажера? Вчера говорил с ней. Она сказала, что подходящая оптика сделает множественное изображение потрясающим! Сенсационным!

Джок замолчал. Карр смотрел на него.

— Звонили из Нью-Йорка. Президент сообщил, что они голосуют за выделение четырех миллионов долларов на рекламную и прокатную компании. Помните то время, когда вы могли на эти деньги снять восемь картин? — с улыбкой спросил Джок.

Престон посмотрел на него с вызовом, как бы спрашивая — кто приглашал тебя в мое прошлое, когда картины снимались совсем иначе?

Джок не знал, действительно ли Карр подумал так или ему это показалось. Он решил, что будет говорить, пока глаза у Карра открыты. Будет говорить о чем угодно. Если бы Карр что-то произнес, подал знак! Но актер лишь молча слушал. И дышал. Внезапно Джок начал импровизировать.

— О, Мэри сказала, что та большая сцена работает великолепно. Даже в нынешнем виде. Она говорит, что монтаж усилил эффект вдвое. А вы знаете, как все это выглядело после проявки!

Произнеся первую ложь, Джок внезапно понял, что он поставил свой личный диагноз. Карр не поправится. Престон, возможно, будет дышать несколько дней или недель, но он не поправится, так как слишком стар, слишком измучен напряжением последних недель. Умирающему человеку можно говорить все что угодно, одну ложь за другой, потому что обещания не придется выполнять.

— Да, Прес, насчет того мустанга! Мы ждем ваших указаний относительно его отправки.

Карр попытался кивнуть. Он впервые одобрительно отреагировал на сказанное Джоком. Это стимулировало Финли говорить все, что могло порадовать, заинтересовать Карра. На самом деле Джоку следовало уйти. Он понимал это. Но почему-то так и не шагнул к двери.

Говорил только Финли, но он должен был до своего ухода обязательно услышать нечто от Карра. Увидеть реакцию. Знак одобрения. Дружеские чувства. Все эти недели он, Финли, подстегивал Карра, бросал ему вызов, соблазнял, оскорблял, обманывал, старался унизить. И никогда не чувствовал себя равным Карру.

Возможно, причина заключалась в том, что Карр был Королем, а Джок Финли, как всякий молодой, самолюбивый режиссер, испытывал потребность ощутить свое превосходство над Королем? Над любой звездой? Справедливо это или нет, но для режиссера всегда жизненно важно подчинять себе всех людей, в контакт с которыми он вступает.