Годы на привязи - [4]

Теперь мне стало ясно, что какой-то отрезок моей жизни получил завершенность. И как только я это осознал, почувствовал неведомую мне до тех пор ответственность. Словно меня слепого вел некий невидимый поводырь, провидение, что ли, теперь же оставил с напутствием: дальше иди сам и отвечай за свои дела и мысли, будь в ответе за все, что происходит вокруг. Будь сам себе поводырем!

УРОК

Жаркий солнечный день. В винный отдел гастронома входит молодой человек с плоским чемоданчиком.

— Что дают? — спрашивает он, становясь в хвост очереди.

— «Южное», — отвечают ему.

— А водки нет?

— Сегодня же воскресенье!

— А-а, скажите, что я за вами.

Молодой человек отходит к кассе выбивать чек. В очереди привычная ему публика. Быстро хватают за горло бутылку и, спрятав за пазуху, энергично уходят. Он тоже снимает с прилавка литровую бутыль-бомбу, пробует впихнуть ее в «дипломат», где лежит отпечатанная на машинке рукопись, но бутылка не лезет, тогда он заворачивает ее в газету так, чтобы незаметно было горловой узости, и сует под мышку.

Молодой человек поднимается по лестнице старинного дома. На лестничных окнах витражи. Смотрит на часы и нажимает на кнопку одной из дверей. Придав своему лицу соответствующее выражение, ждет. Но дверь не открывается. Он снова нажимает, но за дверью по прежнему тишина. Он растерянно оглядывается по сторонам: вроде то же парадное, та же дверь, вот даже на стене рисунок Ксюши. Или он перепутал дверь? Поставив бутылку на цемент пола, он вытаскивает свой ежедневник. Все правильно. Ясно записано: каждое второе воскресенье месяца, Ларин, 14 часов. Он еще раз звонит. Настойчивее.

Открывается соседняя дверь, и оттуда задом, выкатывая хозяйственную сумку на колесах, выбирается старушка.

— Бабушка, давайте помогу!

— Дай бог тебе здоровья, сынок.

— Вы случайно не знаете, Лариных, что, нет дома?

— Лариных? Так они ведь, сынок, на даче.

— Разве у них дача есть?

— А как же, у них-то да чтобы не было дачи!

— Это не в Комарово, не литфондовская?

— Комаровскую дачу их не знаю, а в Дибунах у них хорошая дача, профессорская. От покойного Покровского досталась, отца Ляли.

— Адреса не знаете?

— Найти найду, бывала раз, вот адреса не знаю. Да ты сразу ее признаешь, сынок, дача видная.

— Спасибо, бабуля!

Молодой человек ставит сумку старушки прямо при выходе из парадного и летит.

Когда умолкает шум электрички, он вдыхает чистый воздух и блаженную тишину дачного поселка, потом бросает взгляд по сторонам: что-то такой уж заметной дачи не видно.

По асфальтированной дорожке идет мужичок с пилой.

— Простите, пожалуйста, — обращается к нему наш герой, угадав в прохожем местного жителя.

Прохожий останавливается. Основательно.

— Не скажете, где здесь дача писателя Ларина?

— Что, есть такой писатель? Серьезно?

— Есть такой писатель! — запальчиво.

— Не зна-аю! Пушкина знаю, Лермонтова знаю, Шукшина знаю, а Ларина? Ларина не зна-аю.

— Теперь вот узнаете!

— Всех будешь знать, в дурдом попадешь. Молодой человек хочет уйти, но вокруг никого нет, у кого бы можно спросить.

— Может, профессора Покровского дачу знаете?

— Так бы сразу и сказал, а то — пис-са-ателя Ла-арина! Это пожалуйста! Сейчас прямо, потом налево, справа и будет первый дом, сразу узнаете!

Дверь открывает Ляля в смешном халате-мешке, в руке ее половая щетка. Она удивлена.

— Я, кажется, не вовремя? — вежливо спрашивает молодой человек.

«Сами видите!», — говорят ее глаза.

— Ничего, заходи! — отвечают уста.

— Льва Сидоровича нет?

— А его нет, — говорит, как будто она спрашивает его, где Лев Сидорович. Странная интонация. — Но должен скоро прийти.

Ляля сорокалетняя женщина, некрасивая, но не лишенная своеобразного обаяния. Наш герой не хочет ей мешать убирать и стесняется оставаться с ней наедине, пока не придет Лев Сидорович. Он в растерянности.

— Можно, я погуляю и приду попозже? — спрашивает он разрешения.

— Хорошо, — соглашается Ляля, улыбаясь его наивности.

Он вынимает завернутую бутылку и ставит на столик в прихожей. Ляля брезгливо смотрит на сверток, пытаясь угадать через газету, что там.

— «Южное» — никому не нужное, — говорит он сам себе вслух. — Юное дарование — тоже, — добавляет потом громко.

Он идет улицами поселка. Набредает на продмаг. Магазинчик пуст. Он изучает марки вин. «Южное» тоже есть. Но его внимание останавливается на марочном вине, и, недолго раздумывая, он покупает, прячет в «дипломат».

Он сидит на лавочке у магазина. Вспоминает, как в прошлый раз они с Львом Сидоровичем пили водку из белой узкой бутылки с длинным горлом, с красной этикеткой, и закусывали белыми грибами.

— Ты открыл белые? — спросила тогда Ляля у мужа, делая ударение на «белые».

— Да-а! — Лев Сидорович вопросительно уставился на жену.

— Думаю, у нас не будет более дорогого гостя? — Потом обратился к гостю: — Я сам мариновал.

Когда пустую красивую бутылку переместили со стола под стол, при участии Ляли, Лев Сидорович сказал:

— Тебе не трудно сбегать?

— С удовольствием! — ответил гость, действительно с удовольствием.

— Успеешь? — проникновенно спросил Лев Сидорович. — Пятнадцать минут осталось.

— Успею. — Он выскочил с легкостью, присущей только молодости и любителям спиртного.