Годы на привязи - [5]

— Деньги возьми!

— У меня есть! — крикнул он уже с лестницы, летя вниз.

Он бежал как угорелый. Успел. Как раз после него прекратили продавать. Часы на стене показывали секунда в секунду семь. Те, которые за ним, зря просили, хитрили — продавщица была неумолима. Молодой человек воспрянул. Обратно бежал уже радостный, желая быстрее поделиться своим счастьем с друзьями. Заставлял шарахаться прохожих, подпрыгивал, как лихой жеребец. Пугливость прохожих еще больше подзадоривала его. Он прямо несся на них, показывая глазами, что в них целится, а когда те отшатывались, ловко, шустро лавировал.

Сияя и задыхаясь, он влетел:

— Если бы даже напечатали мои «штучки», я не испытал бы такой радости!

— Ты же еще не знаешь, что приятнее! — сказал добродушно-хитро Лев Сидорович.

Молодой человек смотрит на часы, встает с лавочки и направляется к даче Лариных. Он с благоговением нажимает на кнопку. Дверь открывает сам хозяин, аккуратно причесанный. Влажные волосы, чистый ворот сорочки, чистота выражения лица свидетельствуют, что он только что из ванны. Протягивает обе руки:

— О, Вася, здравствуй! Проходи! Как ты нашел нас?

— Просто.

Вася делает движение, показывающее готовность снять обувь. Возражений нет. Снимает. Уверенно.

— Ну, рассказывай, что нового написал?

— Повесть, — молодой писатель лезет в свой чемоданчик.

— Хорошо! Потом посмотрим. А сейчас будем ужинать.

— Я руки помою, — говорит он и направляется в ванную.

Освежает лицо холодной водой, чтобы снять с лица остатки застывших за день выражений. Смотрит в зеркало: у меня лицо тоже свежее, как у вас, Лев Сидорович! Видит свежее полотенце, страшно вытираться, настолько свежее, а он чуть было не дотронулся. Достает свой мятый платок. Слышит голос Льва Сидоровича из кухни:

— Вася!

Вася открывает свой чемоданчик и, улыбаясь, ставит бутылку марочного вина на стол. На бутылку не обращают внимания. Ляля накладывает в тарелки кружочки жареных кабачков.

— Ты извини, что у нас такая еда, — говорит Лев Сидорович.

— Какая? Прекрасная же! — Освеженные лицо и руки его бодрят. Он ведет себя непринужденно.

— Ну, не мясо.

— Я люблю кабачки.

— Мы сейчас неизвестно где, то на даче, то в городе, — извиняется Ляля.

— А Ксюша где?

— Ксюша здесь, в гости ее забрали.

Вася открывает бутылку и придвигает к себе стаканы, чтобы разлить.

— Разве пьют вино в такую жару?

— А что пьют? — спрашивает гость испуганно.

— Пиво.

— А как же тогда на юге? Вино ведь южный напиток, а на юге жара?

Настроение падает. Лев Сидорович берет бутылку и наливает: ему полстакана, себе четверть, а Ляле не наливает.

— Ляля у нас будет работать.

— Ты ведь не хотел пить. — Ляля многозначительно смотрит на мужа.

Лев Сидорович опускает поседевшую голову. Потом поднимает и нарочито бодро:

— С Васей-то можно, — говорит.

— Сдержал свое слово! — На лице Ляли презрительная усмешка.

Лев Сидорович ей что-то отвечает прежним тоном, но Вася уже не слышит. Он ушел в себя. Муж и жена выясняют отношения, забыв о нем. Он чувствует себя лишним и все больше и больше сердится на себя.

— Пойду искупаюсь. — Ляля собирается. За стеной бежит вода.

Вася разворачивает плечи и поудобнее садится. Лев Сидорович, наклонив голову набок, смотрит на недопитый стакан и вертит его.

— Я показал твои работы в журнале. Не решились.

— Да, я понимаю… — спешит Вася показать, что понимает. — Я бесталанен, — и сразу же сникает от сказанной глупости, он ждет, что Лев улыбнется его наивности, категорической его самооценке. Но Лев, наоборот, становится серьезен.

— Талантлив-то ты чертовски талантлив. Ему легче.

— Мне не хватает мастерства.

— Мастерство сразу не приходит. Это ясно всем. Для начинающего твои работы даже неплохо исполнены.

— Тогда комплексы мои? — нерешительно пытается сообразить он.

— Господи, у кого их нет!

— Но мои — слишком. Они и в авторском взгляде — я догадываюсь. Мне еще не удается быть объективным, не поднялся я еще над собой…

— Да, может быть, это тоже. Но это, пожалуй, пройдет. Не в этом суть… — Лев Сидорович молчит и вдруг спрашивает. — Тебя очень занимает форма?

— Разве нельзя искать, экспериментировать?

— Можно, но ты слишком увлекаешься. Потом, ты описываешь действительность такой, какая она есть. Не надо идти прямо от жизни, совсем не считаясь с накопленным опытом художественного освоения действительности, традициями.

— Я хочу найти новый язык воздействия, хочу полнее показать реалии жизни.

— Ты не думаешь, что это может принести вред?

— Я уверен, что это принесет пользу. Оторвитесь вы от книг, взгляните на жизнь смелее! Надо раскрывать суть происходящего. Молодежи противны полуправдивые книги, благостность, пассивность, инертность, осторожность! Такие книги только дискредитируют высокие мысли.

— Не слишком ли дерзко, самонадеянно с твоей стороны? Не забывай, что тебе еще дебютировать. Для первой публикации это не годится. Тебе надо пока завоевать право писать, высказываться.

— А если я не могу уже иначе?

— Тогда печататься не будешь.

Вася хватает бутылку, наливает полный стакан и опрокидывает залпом.

— Мне надо печататься, Лев Сидорович, я не могу больше находиться в неопределенности. Сколько можно! Потому я и зациклился на своих душевных болячках. Чтобы перерасти себя, мне надо хотя бы слегка утвердиться в литературе, чтоб жизнь не казалась такой безысходной, тогда и в рассказах будет свет. Я всю жизнь хотел стать писателем, шел к этой цели, и до сих пор им не стал, и ничему другому не научился. Близким не могу доказать, что я не пустозвон, не неудачник. Мне уже не верят, смеются надо мной. Я сам уже стал сомневаться в себе, мнительным стал. Столько лет тычусь в редакции — какая-то глухая стена, никак не пробиться…