Годы бедствий - [67]
— Вы смотрите: над входом висит японский флаг, — с ненавистью говорил Сяо-ма. — Во дворе развешаны лозунги: «Да здравствует Великая японская империя!» Преподаватели ходят в японской одежде да еще и заставляют нас учить японский язык! И еще Япошка этот появился, у которого даже запаху китайского не осталось! Мы уже стали почти безродными рабами!
— Пошлем их всех к чертям! — озлобился Ван Шэн. — И не станем учить японский язык!
— Правильно! — поддержал его Сяо-ма. — Мы сожжем все учебники японского языка! Потребуем, чтобы нас перевели в подмастерья и послали работать. А как только представится случай — улизнем!
Дэн Сюн согласился с этим предложением, а Чжао Сэню ничего другого не оставалось, как присоединиться к ним. И они решили ночью учебники японского языка снести в уборную и там сжечь. Была как раз ночь под воскресенье, никого из учителей не было, и они собрали учебники, а также сорвали со стен плакаты, и все это сожгли.
В понедельник утром Япошка пришел на урок. На перекличке выяснилось, что отсутствуют четыре человека.
— А где ваш староста? — спросил он у Лю Те.
— Не знаю, — ответил тот.
— Найди его и остальных! — сердито приказал Япошка.
— Все больны и не могут прийти на урок, — доложил появившийся после довольно продолжительного отсутствия Лю Те.
— Чем больны?
— Не знаю.
«Из этих четырех гаденышей на каждом уроке двое отсутствуют, — подумал Япошка. — Прошло уже больше двух месяцев, а они еще и трех фраз не выучили, все время болеют. И как это могло случиться, что вдруг заболели все четверо?»
Он сердито бросил на стол учебник и быстро пошел в общежитие.
А четверо друзей валялись на нарах и на все лады честили Япошку. Услышав за дверями скрип его кожаных ботинок, они замолчали. Разгневанный Япошка влетел в комнату и, не говоря ни слова, схватил Сяо-ма за ухо. Тот опустил руку, взял с пола ботинок и изо всей силы стукнул им Япошку по руке. Удар пришелся как раз по часам. Япошка отпустил ухо Сяо-ма, тот быстро вскочил с нар и, схватив оба ботинка, замахнулся ими на учителя:
— Ты почему хватаешь меня за ухо?
— А ты почему не идешь на урок?
— Я не хочу изучать язык безродных рабов!
— Кто же это безродный раб?
— Ты безродный раб!
Учитель влепил Сяо-ма затрещину.
— Япошка! Безродный раб! — закричал Сяо-ма и бросился на него.
Трое остальных ребят сразу же пришли на помощь Сяо-ма. Вчетвером они окружили учителя и начали колотить его чем попало. Он даже не пытался сопротивляться, с лица его катился пот.
— Мы не пойдем на уроки, посылайте нас на работу! — крикнул Ван Шэн.
— Не учиться нельзя, это приказ японской императорской армии!
— Чепуха! — возразил Сяо-ма. — Нас это не касается. Можно учиться или нельзя — мы на уроки не пойдем! Учебники мы уже сожгли!
Учитель замахнулся на Сяо-ма, но все четверо сделали шаг вперед, а Сяо-ма, пригнув голову, спросил:
— Что, Япошка, драться хочешь? Не боимся!
Учителю пришлось ретироваться. Он разыскал Старую Мартышку и начал жаловаться:
— Бунт! И все эти четыре ублюдка! Они разбили мои часы! — с кислым лицом он поднес руку с часами к уху, но часы молчали. — Испортились!
— Эти маленькие негодяи раньше были ничего, но после появления Чжан Сяо-ма все пошло кувырком, — сетовал Старая Мартышка.
— А после того как его сделали старостой, он стал еще хуже. Даже порки его не исправили, — вздохнув, проговорил Жирный Ван.
— Как их побьешь? — вытирая рот, сказал Япошка. — Они вон сами меня избили! Сожгли учебники японского языка и требуют, чтобы их послали на работу, а японский язык учить не хотят! Это приказ великой японской императорской армии, а они осмеливаются не подчиняться. Просто разбойники!
— Надо избить Чжан Сяо-ма и выгнать его! — предложил Старая Мартышка. — Одна поганая рыбешка, а мутит всех.
— Так не годится! — возразил Ван. — Чжан Сяо-ма испортил детей. Но если выгонять, то всех четверых, а останется хоть один — положение не улучшится!
— Так что ж, вы так ничего и не предпримете? — сердито спросил Япошка. — Хорошо! В таком случае я иду в штаб японских войск!
Старая Мартышка, испугавшись, поспешно остановил его:
— Справимся сами, сами справимся! Быстрее вызывайте охранников и посадим их в карцер. Пусть дохнут там с голоду!
9. Больница
Так четверо друзей оказались в карцере. Это была темная комната без окон. В железной двери был небольшой глазок, также закрывавшийся маленькой железной дверкой.
С первого же дня узникам не давали ни еды, ни воды. Они мучились от голода, но особенно сильно их допекала жажда. Сначала они судорожно глотали слюну, но вскоре и слюны во рту не стало. В глазах у них рябило, в голове стоял шум, от слабости они уже не могли ни стоять, ни сидеть и молча лежали на полу с закрытыми глазами.
В группе Сяо-ма самым предприимчивым был Лю Те. Зная, что их товарищам грозит голодная смерть, он стал советоваться с ребятами:
— Они все к нам так хорошо относились, а теперь их хотят в карцере уморить голодом! Ночью мы должны передавать им еду и воду!
Ребята согласились с предложением Лю Те. На следующий день во время завтрака, обеда и ужина каждый откладывал кусочек, чтобы Лю Те ночью передал это в карцер.
Ночь была очень темной. Лю Те дрожал от страха, боясь попасться на глаза охранникам. Он по кусочку толкал еду в глазок двери карцера. Затем через полый карандаш он напоил узников холодной водой. Лю Те никто не заметил, и он стал приходить каждую ночь.
В искромётной и увлекательной форме автор рассказывает своему читателю историю того, как он стал военным. Упорная дорога к поступлению в училище. Нелёгкие, но по своему, запоминающиеся годы обучение в ТВОКУ. Экзамены, ставшие отдельной вехой в жизни автора. Служба в ГСВГ уже полноценным офицером. На каждой странице очередной рассказ из жизни Искандара, очередное повествование о солдатской смекалке, жизнеутверждающем настрое и офицерских подвигах, которые военные, как известно, способны совершать даже в мирное время в тылу, ибо иначе нельзя.
Этот рассказ можно считать эпилогом романа «Эвакуатор», законченного ровно десять лет назад. По его героям автор продолжает ностальгировать и ничего не может с этим поделать.
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.