Годы бедствий - [26]
Эта наглая ложь вывела Чжан Тянь-бао из себя, и он закричал:
— Все эти показания нельзя считать правильными! Они бессовестно врут!
— Ах ты, негодяй! — закричал судья. — Что же, по-твоему, правда?
— Раз они говорят, что Фэн-цзе умерла, то от какой болезни? Какой врач лечил ее? Каким лекарством ее лечили? Где похоронили? Почему мне об этом не сообщили? Все это надо еще выяснить! — кричал Тянь-бао.
Судья приказал ему замолчать. Он не стал больше никого допрашивать и негодующим голосом заорал на Тянь-бао:
— Ты настоящий бандит! Устроил дебош в суде, не признаешь закон, сфабриковал ложное доказательство. Ты вознамерился шантажировать и опозорить государственного чиновника!
Чжан Тянь-бао посмотрел на судью и громко рассмеялся.
— Ладно! — с ненавистью крикнул он. — Судите вы хорошо! Я избил членов семьи Лю! Я устроил у них в доме драку! Можете меня за это осудить. Ваш суд делает все в угоду таким, как Лю, а бедняку остается лишь подыхать.
— Ты хотел обманом выманить деньги у людей! — в гневе закричал судья. — Я приговариваю тебя к семи годам каторжных работ!
После оглашения приговора часовые заставили Тянь-бао поставить под решением суда оттиски своих пальцев и отправили его в тяньцзиньскую тюрьму «Сиисо»[28].
12. Свидание
После того как Тянь-бао побежал во двор суда «жаловаться во всеуслышание», старик купил у лоточника чашку чаю и стал ждать Тянь-бао. Тот долго не появлялся. Прошло уже много времени, солнце склонилось к западу, а Тянь-бао все не было. Старик подошел к зданию суда поближе и несколько раз прошелся мимо него. Во дворе суда было тихо. «Плохо дело! — решил старик. — Не иначе, как его задержали!» И он быстро направился обратно в гостиницу, чтобы рассказать об этом Юй-чжэнь.
С тех пор как Тянь-бао ушел в суд, Юй-чжэнь не находила себе места, она почти ежеминутно с детьми выходила на улицу и поджидала мужа у ворот. Целый день она ничего не ела. Наступил вечер, а Тянь-бао не возвращался. На улицах зажглись фонари. Она снова вышла с детьми к воротам и стала всматриваться в лица прохожих. Наконец появился старик. Услышав от него, что Тянь-бао задержали, она растерялась.
— О Небо! — Она разрыдалась. — Что же теперь делать?
Старик повел ее в ночлежный дом.
— Не надо так волноваться, — уговаривал он Юй-чжэнь. — Завтра я пойду разузнаю, в чем дело.
— Еще и вас могут впутать в это дело! — сквозь слезы промолвила Юй-чжэнь.
На следующее утро старик снова отправился к зданию суда. Провел он там целый день, но достоверно ничего так и не узнал. С наступлением темноты он в подавленном состоянии вернулся в ночлежный дом.
Узнав от него, что и сейчас о местопребывании Тянь-бао ничего не известно, Юй-чжэнь перепугалась. Она не находила себе места: то металась по комнате, то выбегала на улицу, то снова вбегала в комнату. Острая боль терзала ее сердце, она все время рыдала, не видя никакого выхода из создавшегося положения. Так прошло три дня. Старик еще несколько раз ходил в суд, но каждый раз возвращался ни с чем. Три дня и три ночи Юй-чжэнь не ела и не спала. Временами ей казалось, что она сходит с ума.
Прошла неделя. У Юй-чжэнь оставалось только три юаня и девять цзяо[29]. Если в ближайшие дни не удастся разыскать мужа, то семье снова придется голодать.
Однажды вечером Юй-чжэнь с детьми сидела у входа в ночлежный дом и вглядывалась в прохожих. К ним вдруг подошла женщина лет тридцати. Она посмотрела на Юй-чжэнь и ласково спросила:
— Вы не знаете, здесь ли остановилась женщина по фамилии Чжан с двумя детьми?
Юй-чжэнь посмотрела на женщину и подумала, что она не из простой семьи. Хотя она и одета была в рванье, однако внешний облик выдавал в ней человека из благородной семьи.
— А откуда они? — взволнованно спросила Юй-чжэнь.
— Я хорошо не знаю. Мне известно только, что они разыскивают дочь и что прибыли сюда из уезда Цзинхай.
— О-о! Так это же мы, дорогая! — Юй-чжэнь поспешно спустилась с крыльца и с изумлением спросила: — А какое у вас дело к нам?
Узнав, что Юй-чжэнь и есть та, которую она разыскивает, женщина стала еще ласковее. Она внимательно посмотрела на Юй-чжэнь: платье на ней крестьянское, но черты лица не грубые, на нем написано страдание. Женщина ласково взяла ее холодные руки в свои и медленно сказала:
— Ваш муж посажен в тюрьму «Сиисо», он находится в одной камере с моим родственником. Вчера я ходила на свидание к своему родственнику, и ваш муж просил передать, чтобы вы в субботу пришли в тюрьму.
Узнав, где находится муж, Юй-чжэнь немного успокоилась и начала расспрашивать женщину:
— Как ваша фамилия? Где вы живете?
— Фамилия моя Цзи, я только что прибыла в Тяньцзинь, и у меня еще нет определенного местожительства, — она осмотрелась по сторонам и стала прощаться: — Ну, ладно, я пошла. До свидания.
Юй-чжэнь поблагодарила ее за внимание и немного проводила. «Где же находится эта «Сиисо»?» — думала она про себя. Вернувшись в ночлежный дом, она у входа в свой номер столкнулась со стариком.
— А я хотела уже идти искать вас, — сказала Юй-чжэнь. Она сообщила ему новости о муже и спросила: — Вы не знаете, когда бывают свидания в тюрьме?
— Порядок там такой: день свиданий — суббота. Но следует идти пораньше. Сначала надо зарегистрироваться, затем всех, кто пришел, выстраивают в очередь. При регистрации надо дать деньги, во время свидания тоже надо дать несколько цзяо надзирателю. Кроме того, мужу надо отнести денег, купить чего-нибудь съестного, а то там кормят плохо. Только не покупай ничего хорошего, а то обязательно отберут контролеры или надзиратели!
Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».
«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.