Годы бедствий - [2]

— Что ж, пусть будет по-твоему. Только надо еще посоветоваться с братом, лучше всего было бы, если бы мы поехали вместе с ним. Если он один останется здесь и мы ничего о нем не будем знать, у нас сердца будут не на месте.

В тот же вечер старшую дочь послали за Тянь-и. Но сейчас уходить из города он не захотел. Тогда братья решили, что как только Тянь-бао обоснуется на новом месте, Тянь-и переедет к нему.

И на рассвете следующего дня вся семья отправилась в путь. Никакого багажа у них не было. Тянь-бао нес две плетеные корзины: в одной лежал котел, чашки, ложки, в другой — старая одежда и одеяло. Жена его несла на руках Шунь-мэй. Фэн-цзе и Сяо-ма несли ящичек для сбора милостыни и в руках держали палки, чтобы отбиваться от собак. Не взяли с собой они только старый, дырявый ган[6], который уже служил людям не меньше двухсот лет. Его оставили Тянь-и. Брат пожелал им счастья и попросил сразу же по прибытии на место прислать письмо; они также высказали ему множество хороших пожеланий и у моста «Золотой рыбы» со слезами на глазах расстались с ним.

Был август месяц. Изредка высоко в небе проплывала тучка. На заброшенных, выгоревших полях почти не было видно людей. Погода благоприятствовала нашим путникам. Когда они чувствовали голод, заходили в деревню и просили милостыню; хотели пить — подходили к колодцу; одолевала усталость — садились отдохнуть. На ночлег устраивались или под деревьями, или в разрушенных кумирнях. Постелью служила им земля, одеялом — небо. Но попадали они и под дождь, налетал на них свирепый ветер, часто одолевал их голод и холод. Так прошли они с полмесяца, прежде чем вступили в пределы провинции Хэбэй. Поднявшись на холм, они осмотрелись по сторонам: куда ни кинешь взгляд — всюду простиралась большая равнина, на которой, словно зеленое море, волновались массивы хлебов.

В этот день был как раз Праздник середины осени[7]. Когда они подошли к уездному центру Цзинхаю, уже стемнело. На востоке взошла большая круглая луна и залила серебряным светом густые всходы хлебов. Осенний ветер шевелил молодые побеги. На волнах Великого канала[8]покачивались большие и малые суда.

— Посевы-то здесь куда как хороши! — с завистью сказала Юй-чжэнь. — А какой приятный запах идет от них!

— Хм! Хороши посевы, да не наши! — не повернув головы, ответил ей муж.

Они подошли к Великому каналу. Уездный центр располагался на восточном берегу канала, но переправа уже не работала, и им оставалось только устроиться на ночлег где-нибудь под деревьями.

Неподалеку от канала, под высокой ивой, Тянь-бао увидел колодец. Нагнувшись, он заглянул внутрь — на него повеяло холодом. Он достал воды и сделал глоток. Его сразу же пробрала холодная дрожь. Подошла к колодцу и Юй-чжэнь с детьми. Они также были голодны и хотели пить. Они дрожали от холода, но не могли оторваться от ледяной воды. Тянь-бао выпрямился и осмотрелся по сторонам: прямо напротив колодца, в небольшой тополевой рощице виднелась деревня.

— Ты побудь здесь с Шунь-мэй, — сказал он жене, — а я с двумя старшими пойду в деревню, попрошу чего-нибудь поесть.

В деревне было около сотни домов. Дорога разделяла ее на две части. В южной, где располагалось немногим больше десятка домов, дома были чистенькие, аккуратные, покрытые черепицей — во всем здесь чувствовался достаток. В северной части деревни дома располагались как попало; они были старые, крытые соломой, полуразрушенные. Тянь-бао вместе с дочерью и сыном тихо шел по деревне и удивлялся, что в такой урожайный год, в ночь перед праздником, когда самое время для развлечений, все дома наглухо заперты, на улицах стоит мертвая тишина и нигде не видно людей. Они в недоумении оглядывались по сторонам. Вдруг сзади послышался окрик:

— Что вы здесь делаете?

2. «Сейте добро и радость»

Тянь-бао и дети обернулись одновременно и увидели сзади человека. При свете луны можно было различить, что это не простой крестьянин. Коротконогий и короткорукий крепыш лет сорока, с большой головой и большим животом. Одет в темный халат, на ногах — белые носки и туфли на кожаной подошве, на голове — шляпа из листьев лотоса. Над толстыми, как у свиньи, губами жидкие, опускающиеся к углам рта усики. На лице виднелся вдавленный нос и брови веником. Его выпуклые, как у лягушки, глаза, не мигая, уставились на пришельцев. Тянь-бао решил, что перед ним если не деревенский староста, то местный богатей, и поэтому не стоит вызывать его гнев.

— Хозяин, — сказал он, низко кланяясь, — мы беженцы. В пути проголодались, денег у нас нет, хотим выпросить в деревне чего-нибудь поесть.

Незнакомец был известным в этих местах помещиком. Звали его Лю У, или Добряк Лю, а за глаза «душегуб». Сегодня по случаю праздника он вышел из дому, чтобы погулять в роще и полюбоваться луной. За деревней он увидел каких-то незнакомцев, тихо идущих по дороге к селению. Приняв их сначала за бедняков, воровавших овощи на полях, он незаметно подошел к ним сзади и стал наблюдать. Затем решил, что они хотят стащить что-нибудь в домах крестьян, но они не приближались ни к одному дому. Тогда он и окликнул их. Выслушав объяснение Тянь-бао, он стал рассматривать всех по очереди. Мужчине было лет около пятидесяти, одет в старую поношенную куртку и рваные штаны из мешковины. Однако, несмотря на изможденный вид и рваную одежду, взгляд его сохранял достоинство и твердость. При виде этих бедняков Лю У страшно разгневался в душе: он нахмурил брови и, казалось, вот-вот разразится бранью, но Тянь-бао опередил его и вежливо сказал: