Год в Провансе - [50]

Шрифт
Интервал

и это давало нам дополнительную фору: заметив, что команда гостей демонстрирует излишнюю меткость, я всегда мог увеличить порции, а по личному опыту я хорошо знал, как алкоголь влияет на точность броска.

Среди наших противников была шестнадцатилетняя барышня, которая играла впервые, но трое остальных членов команды тренировались по меньшей мере два месяца, и их не следовало недооценивать. Еще не начав играть, они успели в пух и прах раскритиковать нашу якобы неровную площадку, пожаловаться, что заходящее солнце светит им прямо в глаза, и официально потребовать, чтобы собакам был запрещен выход на поле до окончания матча. Чтобы доставить им удовольствие, я несколько раз прошелся по площадке со старым садовым катком. Потом все участники облизали пальцы, подняли их к небу, чтобы определить направление ветра, и игра наконец началась.

У нее существует свой медленный, но вполне различимый ритм. Совершается бросок, потом игра замирает, потому что следующий участник неторопливо подходит к cochonnet и оценивает расположение всех остальных boules, прикидывая, что перспективнее: обрушиться на них сверху или послать свой шар низко и медленно. Потом на удачу выпивается стаканчик pastis, колени сгибаются, мяч летит в воздух, приземляется с приятным стуком и катится к месту своего упокоения. Никто никуда не спешит, а получить спортивную травму практически невозможно (единственным исключением стал Беннет, которому во время его первой и последней игры удалось разбить две черепицы на нашей крыше и едва не сломать собственный палец).

Недостаток атлетизма компенсируется туго закрученной интригой и коварством участников, а в тот вечер все игроки, как по заказу, вели себя из рук вон плохо. Они тайком пододвигали шары ногой, а игроков, изготовившихся к броску, отвлекали всеми известными способами: язвительными замечаниями об их телосложении, предложениями выпить стаканчик pastis, надуманными обвинениями в том, что они заступили за начерченную на земле линию, ложными сообщениями о собаках, якобы пересекших линию поля, и змеях, замеченных в траве, и, наконец, массой вредных и противоречивых советов. К середине матча победитель еще не был выявлен, но мы ненадолго прервались, чтобы полюбоваться закатом.

На западе солнце театрально и неторопливо опускалась на дно совершенно симметричной буквы V, образованной двумя горными пиками. Через пять минут все было кончено, и мы продолжили играть в crépuscule — французское слово, обозначающее сумерки, но больше похожее на название какого-то кожного заболевания. Определять расстояния до cochonnet становилось все труднее, споры грозили перейти в драки, и мы уже собирались предложить ничью, когда игравшая впервые барышня положила три шара подряд в девятидюймовую зону. Так юность и фруктовый сок победили грязную игру и алкоголь.

Потом мы обедали на заднем дворе, и каменные плиты под нашими босыми ногами еще хранили солнечное тепло, а свечи бросали загадочные отблески на бокалы с вином и загорелые лица. Наши друзья на весь август сдали свой дом паре англичан, а на полученные деньги собирались месяц прожить в Париже. По их утверждению, все парижане переберутся на это время в Прованс, а вместе с ними бессчетные тысячи англичан, немцев, швейцарцев и бельгийцев. Дороги будут забиты, а рынки и рестораны переполнены. Тихие деревни станут шумными. И все без исключения будут в отвратительном настроении. И чтобы мы потом не говорили, что нас не предупреждали.

Мы уже слышали все это и раньше. Но июль получился совсем не таким страшным, как мы ожидали, и нам хотелось надеяться, что и август будет не хуже. Мы отключим телефон и будем лежать у бассейна, слушая концерт для пневматической дрели с паяльной лампой под управлением маэстро Меникуччи.

АВГУСТ

— Ходят слухи, — поведал мне Меникуччи, — что Брижит Бардо уехала из Сен-Тропе и купила дом в Руссильоне. — Он положил разводной ключ на пол и подошел поближе, чтобы jeune случайно не подслушал информацию о личных планах звезды. — И я ее понимаю. — Палец Меникуччи прицелился мне в грудь. — Известно ли вам, что в августе в любой произвольно взятый момент дня по меньшей мере пять тысяч человек одновременно делают pipi в море? — Он отказался от попыток продырявить меня и сокрушенно покачал головой, представив себе эту антисанитарную картину. — И кто после этого захочет быть рыбой?

Пока, стоя на солнцепеке, мы сочувствовали несчастным морским обитателям Лазурного берега, по ступенькам, забросив на плечи чугунный радиатор с торчащими из него медными трубами, поднимался jeune в промокшей от пота футболке Йельского университета. Надо сказать, и сам Меникуччи сделал серьезную уступку жаре и вместо обычных брюк из толстого вельвета явился сегодня в коричневых шортах, гармонирующих по цвету с его брезентовыми сапогами.

Это был первый день les grands travaux,[129] и лужайка перед нашим домом напоминала промышленную свалку. В центре стоял древний и замасленный верстак, а вокруг него громоздились детали будущего центрального отопления: коробки с бронзовыми шарнирами, краны и клапаны, паяльники, канистры с топливом, ножовки, радиаторы, сверла, винты и гайки и банки с чем-то похожим на черную патоку. И это только первая партия: водяной и топливный баки, котел и горелку должны были доставить позже.


Еще от автора Питер Мейл
Хороший год

Год у Макса не задался. Он лишился работы и надежды расплатиться с долгами. И тут на него свалилось наследство: усадьба дяди Генри в Провансе. Друг убедил Макса хотя бы выяснить, какое там вино. Дядино вино не вызывает восторга, но жизнь в Провансе завораживает. В окрашенном воспоминаниями детства Провансе Макс встречает свою любовь. Неожиданно из Америки приезжает внебрачная дочь дяди. Если у нее по закону больше прав на наследство, Максу придется вернуться в дождливый Лондон. Но похоже, вокруг наследства плетутся какие-то интриги, а истина, как ей и положено быть, в вине.


Прованс навсегда

В продолжении книги «Год в Провансе» автор с юмором и любовью показывает жизнь этого французского края так, как может только лишь его постоянный житель.


Исповедь булочника

Первую запись о булочной «У Озе» Питер Мейл сделал в 1988 году, собирая материал для своего будущего бестселлера «Год в Провансе». После выхода в свет романа в булочную зачастили посетители. Им нужен был не только хлеб: они хотели получить рецепты и узнать секреты мастера, для того чтобы на собственных кухнях попытаться воссоздать великолепные творения Жерара Озе. Все это вы и найдете в «Исповеди булочника». Узнаете забавные истории о хлебе, познакомитесь с историей булочной Озе, получите множество полезных советов и, возможно, научитесь выпекать аппетитные багеты с хрустящей корочкой не хуже, чем это делает сам мастер.


По следу Сезанна

Питер Мейл угощает своих читателей очередным бестселлером — настоящим деликатесом, в котором в равных пропорциях смешаны любовь и гламур, высокое искусство и высокая кухня, преступление и фарс, юг Франции и другие замечательные места.Основные компоненты блюда: деспотичная нью-йоркская редакторша, знаменитая тем, что для бизнес-ланчей заказывает сразу два столика; главный злодей и мошенник от искусства; бесшабашный молодой фотограф, случайно ставший свидетелем того, как бесценное полотно Сезанна грузят в фургон сантехника; обаятельная героиня, которая потрясающе выглядит в берете.Ко всему этому по вкусу добавлены арт-дилеры, честные и не очень, художник, умеющий гениально подделывать великих мастеров, безжалостный бандит-наемник и легендарные повара, чьи любовно описанные кулинарные шедевры делают роман аппетитным, как птифуры, и бодрящим, как стаканчик пастиса.


Мои двадцать пять лет в Провансе

Где еще солнце светит триста дней в году? Где еще вы найдете настоящее rosé, иногда с ароматом винограда, иногда сухое – этот вкус лета в вашем бокале? Где еще козий сыр становится произведением искусства? И где еще живет столько дружелюбных людей со спокойным характером, которые ведут размеренную жизнь и лишены современной привычки нервничать и все время куда-то спешить? Перечень нескончаем, а ответ один – конечно в Провансе! В этом убеждены не только сами провансальцы, но и Питер Мейл, автор знаменитых книг об этом райском уголке на юге Франции, в котором он провел последние двадцать пять лет своей жизни, щедро делясь любовью к Провансу с миллионами своих читателей во всем мире.Впервые на русском языке!


Еще один год в Провансе

Живая, искрящаяся юмором и сочными описаниями книга переносит нас в край, чарующий ароматами полевых трав и покоем мирной трапезы на лоне природы.


Рекомендуем почитать
Рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


«Я, может быть, очень был бы рад умереть»

В основе первого романа лежит неожиданный вопрос: что же это за мир, где могильщик кончает с собой? Читатель следует за молодым рассказчиком, который хранит страшную тайну португальских колониальных войн в Африке. Молодой человек живет в португальской глубинке, такой же как везде, но теперь он может общаться с остальным миром через интернет. И он отправляется в очень личное, жестокое и комическое путешествие по невероятной с точки зрения статистики и психологии загадке Европы: уровню самоубийств в крупнейшем южном регионе Португалии, Алентежу.


Железные ворота

Роман греческого писателя Андреаса Франгяса написан в 1962 году. В нем рассказывается о поколении борцов «Сопротивления» в послевоенный период Греции. Поражение подорвало их надежду на новую справедливую жизнь в близком будущем. В обстановке окружающей их враждебности они мучительно пытаются найти самих себя, внять голосу своей совести и следовать в жизни своим прежним идеалам.


Манчестерский дневник

Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.


Площадь

Роман «Площадь» выдающегося южнокорейского писателя посвящен драматическому периоду в корейской истории. Герои романа участвует в событиях, углубляющих разделение родины, осознает трагичность своего положения, выбирает третий путь. Но это не становится выходом из духовного тупика. Первое издание на русском языке.


Про Соньку-рыбачку

О чем моя книга? О жизни, о рыбалке, немного о приключениях, о дорогах, которых нет у вас, которые я проехал за рулем сам, о друзьях-товарищах, о пережитых когда-то острых приключениях, когда проходил по лезвию, про то, что есть у многих в жизни – у меня это было иногда очень и очень острым, на грани фола. Книга скорее к приключениям относится, хотя, я думаю, и к прозе; наверное, будет и о чем поразмышлять, кто-то, может, и поспорит; я писал так, как чувствую жизнь сам, кроме меня ее ни прожить, ни осмыслить никто не сможет так, как я.


Как стать сюнди

Удачная попытка постичь психологию жителей Китая — самой динамично развивающейся страны мира.12+.


Париж на тарелке

Стивен Доунс, один из самых прославленных ресторанных критиков Австралии, возвращается на двенадцать дней в Париж, город огней и ресторанов, чтобы проверить — по праву ли так славится французская кухня. Что он узнал и открыл вновь для себя? Об этом его «гастрономический дневник».Тридцать лет назад впечатлительного юношу из Австралии приходилось учить в парижском бистро, как правильно готовить заправку для салата. Именно тогда его впервые посетила мысль о том, что он, «не исключено, сможет развить в себе интерес к кулинарии».Стивен Доунс, автор одной из самых читаемых колонок в австралийской прессе, «звезда» журналистики, вновь приезжает в Париж.


Иностранец ее Величества

Увлекательная энциклопедия английской жизни, составленная русским журналистом Андреем Остальским, который вот уже почти двадцать лет живет и работает в Великобритании.


Сицилия. Сладкий мед, горькие лимоны

Кто-то любит путешествовать с фотоаппаратом в руке, предпочитает проторенные туристические маршруты. Есть и отчаянные смельчаки, забирающиеся в неизведанные дали. Так они открывают в знакомом совершенно новое.Мэтью Форт исколесил Сицилию, голодный и жаждущий постичь тайну острова. Увиденное и услышанное сложилось в роман-путешествие, роман — гастрономический дневник, роман-размышление — записки обычного человека в необычно красивом, противоречивом и интригующем месте.