Год крысы. Видунья - [45]

Осенью ждать стало легче — чем больше времени прошло, тем меньше осталось! Рыска потихоньку делала запасы: сушила сухари и яблоки, собирала в лесу орехи, упросила дедка, чтоб тот сплел ей новые лапти. Неизвестно, как оно там, на новом месте, будет, да и дорога до города неблизкая.

Но Жар так и не вернулся.

«Наверное, ещё денег не скопил, — утешала себя Рыска. — Наши батраки вон по два-три года работают, чтобы в карманах зазвенело».

Правда, в городе, по слухам, разбогатеть было намного проще и быстрее. Но Сурок, возвращаясь из торговых поездок, всякий раз клялся, что нипочем не согласился бы там жить: жульё на жулье, цены бешеные, а нищих столько, что если каждому по медьке дать, то сам по миру пойдёшь. Значит, и в городе не всё так легко… Ну да ничего, друг у неё ловкий, смекалистый — пробьётся!

Зимой Жару вернуться, конечно, помешали снегопады. «Вот и хорошо, что пережидает, — думала Рыска за вязанием, будто невзначай посматривая в окно. — Вон как дорогу замело. И рысь-людоед, говорят, в округе завелась…» Мысль, что с другом что-то случилось, девушка решительно отметала. Она б почувствовала! Она ж видунья!

Весной дорогу развезло, а лето в городе самая рабочая пора, купец, наверное, не отпустил помощника на побывку. Но уж осенью-то обязательно! Или в начале зимы… Или в конце…

…А потом всё как-то сгладилось и подзабылось.

* * *

Год Овцы, год Жабы, год Собаки…

Дни бежали, как волны в бурной реке, — вроде и шумят-пенятся, но всё в одном русле. Разве что утёсы чуток позеленей стали.

Масёна вышла-таки замуж, за племянника судьи, и теперь жила в городе, приезжая на хутор только по праздникам. Рослая — в отца и крикливая — в мать, она так зашугала мужа, что сброшенный Рыжухой купчишка задолжал Рыске с Жаром сердечное спасибо. Вторая Суркова дочка все ногти изгрызла от зависти, теребя родителей, чтоб нашли ей «такого же и ещё лучше».

Пасилка раздался в плечах и животе и завёл привычку щипать служанок за мягкие места. Особенно доставалось Рыске, самой молодой и безропотной. Так замучил, что девушка боялась во двор выйти, если он там стоял.

Осенью года Собаки на хуторе справили ещё одну свадьбу, бедную, зато шумную и веселую. Фесся вышла замуж за Цыку, и на краю вески быстро рос новый дом — молодые собирались перебраться туда, как только сложат печку. Сурок, поворчав, нанял вдову с двумя маленькими дочерьми: сразу и служанка, и кухарята. Пока что новенькая знакомилась с хозяйством и помогала всем подряд, но вскоре ей предстояло занять Фессино место.

К малышам Рыска вначале отнеслась настороженно: с детьми она и в детстве-то не шибко играла, а тут вертятся вечно под ногами, шумят, шкодничают. Но близняшки-четырёхлетки оказались такими очаровательными, что вскоре девушка с радостью отдавала им каждую свободную лучинку, мастеря игрушки из тряпочек-соломы и рассказывая сказки, а дети ходили за ней хвостиками, называя «тётей Лысей».

Вначале Рыску это умиляло, потом сердце начало щемить всё сильнее — особенно когда вдова возвращалась с огорода или из амбара и малыши, бросая любые, самые увлекательные игры, кидались ей навстречу с радостным «мамочка!».

Особенно невмоготу девушке стало, когда по весне у Фесси начал трогательно округляться живот и женщина сделалась медлительна и улыбчива.

— Замуж хочу, — однажды заявила Рыска, когда дети и хозяева уже спали, а служанки пряли при лучинах.

— За кого? — изумилась Фесся. После «смерти» Жара парней рядом с Рыской не замечали, разве что кузнецов сын при виде девушки краснел и начинал косить ещё сильнее.

— А всё равно, — равнодушно отмахнулась Рыска. — Лишь бы свой дом и детки.

— Божиня с тобой, деточка! — ужаснулась Фесся. — Я вон сколько к своему муженьку присматривалась, и то иной раз сковородкой промеж глаз заехать хочется!

— Стерпится — слюбится, — упрямо возразила Рыска. Колючая нить Хольгиной дорогой бежала сквозь умелые пальцы, девушке не было нужды на неё смотреть, чтобы знать — хорошо получается.

— Ох, девонька… — вдова опустила веретено, давая отдых занемевшей руке, и с доброй, почти материнской, но всё равно обидной жалостью посмотрела на девушку. — Сказки это, утешение для робких да несчастных. Не слюбится. С годами пропасть только вширь пойдёт. Если он будет плохим человеком — ты возненавидишь его, если хорошим — себя, что не можешь дать ему обещанного перед Богиней чувства.

— Зато у меня дети родятся, — настаивала девушка. — Я их любить буду.

— Дети другое, — вдова машинально перевела взгляд на посапывающую на лавке дочурку, улыбнулась. — А женщине нужен мужчина, как вьюнку — опора. Толку с его цветов в высокой траве, так в ней незаметно и зачахнет. Зато видала, как он на плетне красуется, — и сам пышен, и глаз радует!

Рыска надулась и ничего не ответила. Плетень… Плетень — это сухие палки, которые только для опоры и годятся! Вот и надо выбирать понадёжнее да поудобнее, а остальное — дело десятое. Что-то не видела девушка ни на хуторе, ни в веске такой уж великой любви. Посюсюкаются месяц-другой, а потом только брань из избы слышна. Жар и тот к девушкам относился будто к ватрушкам на противне: сковырнуть творог и драпать, покуда не поймали. Нет, свадьба — это та же сделка. Что ж, Рыска готова честно выполнить свою часть договора — только, пожалуйста, не надо морочить голову какой-то там любовью!