Год испытаний - [10]

Она протянула мне стакан пахучего напитка и налила себе тоже.

— Это крапивное пиво. Укрепляет кровь, — сказала Анис. — Женщинам нужно пить его каждый день.

Я пила мелкими глотками мягкий, довольно приятный на вкус напиток, не решаясь завести разговор. Но она словно прочла мои мысли.

— Мне кажется, ты пришла, чтобы узнать, спала ли я с Джорджем, — заявила Анис.

Стакан задрожал в моих руках, и пиво расплескалось на земляной пол. Анис усмехнулась:

— Конечно, да. — Ее глаза насмешливо заблестели. — Но для нас это значило не больше, чем пища для голодного путника.

Она наклонилась, чтобы помешать какие-то листья, настаивающиеся в большом чайнике, а потом продолжила:

— К тебе он относился совсем по-другому, так что можешь не переживать. Он хотел на тебе жениться, Анна Фрит, и я говорила, что вы будете хорошей парой, если ему, конечно, удастся тебя уговорить. Я ведь вижу, как ты изменилась после гибели Сэма Фрита. Ты стала более самостоятельной. Я сказала ему, что лучший способ завоевать тебя — это подружиться с твоими детьми. В отличие от меня, тебе есть о ком заботиться, ты никогда не сможешь жить только для себя.

Я представила, как они лежат в постели и говорят обо мне.

— Но почему, — выпалила я, — ты сама не вышла за него?

— Эх, Анна, Анна! — Она покачала головой и улыбнулась так, как улыбаются несмышленому ребенку. А потом посмотрела на меня серьезно. — А зачем мне вообще выходить замуж? Я не создана для того, чтобы кому-то принадлежать. У меня есть любимое дело. У меня есть дом, хоть и плохонький. Во всяком случае, меня он вполне устраивает. Но самое главное — у меня есть то, чем могут похвастать очень немногие из женщин. У меня есть свобода. И я так легко с ней не расстанусь.

С этими словами она встала со стула, и я поняла, что она хочет вернуться к работе. Я ушла от нее, еще больше запутавшись в своих чувствах и мыслях. Да, Анис Гауди была необычной женщиной, и я вынуждена была признать, что восхищаюсь ею: ведь она прислушивается только к голосу сердца и не обращает внимания ни на какие условности. А я вот направляюсь к Бредфордам, которых презираю и ненавижу и которые будут мною всячески помыкать.

Я устало поплелась к их поместью по опушке леса, принадлежащего семейству Райли. Ярко светило солнце, и тени от деревьев падали на дорожку. Дорожка уводила дальше в золотистые поля. Жатва была в полном разгаре. У Хэнкоков, которые арендовали поле Райли, было шесть сильных сыновей. Миссис Хэнкок и ее невестки шли за мужчинами и вязали пшеницу в снопы.

Либ Хэнкок, жена старшего сына, моя подруга детства, помахала мне, а потом, поговорив со свекровью, оставила работу и подошла ко мне.

— Посиди со мной, Анна, — попросила она. — Мне надо отдохнуть.

Я не очень-то спешила к Бредфордам, так что мы расположились с ней на травке. Она устало закрыла глаза и проговорила:

— Жаль твоего жильца. Он, кажется, был приличным человеком.

— Да, он был очень хороший, — ответила я. — Так прекрасно относился к моим мальчикам.

— Моя свекровь имела на него виды для Нелл, — сказала Либ.

Нелл была единственной незамужней девицей в семье Хэнкок, и ее братья так ее опекали и держали в такой строгости, что мы часто подсмеивались: мол, она так ни за кого и не выйдет, потому что ни один мужчина не знает толком, как она выглядит.

Я рассмеялась, хотя мне и было грустно:

— Кто только не имел на него виды в нашей деревне!

Мы с Либ часто делились друг с другом своими секретами, поэтому-то я по привычке и рассказала ей все: о том, как я сама воспылала страстью к своему жильцу — об этом я имела полное право ей рассказать, — и о том, что узнала от Анис.

— Послушай, Либ, — сказала я, поднимаясь наконец, чтобы идти дальше, — смотри не проболтайся об этом Хэнкокам.

— Да ты что! Представляю, как бы я рассказывала, кто с кем спит, матушке Хэнкок и ее сыновьям! О таких вещах у них принято говорить, только если это касается барана, покрывшего их овцу.

Мы обе рассмеялись, а потом поцеловались на прощание и разошлись каждая по своим делам.

Листья кустарников, окаймлявших поле живой изгородью, блестели на солнце. Ежевика уже почти созрела. Тут и там паслись стада овец. Но как бы ни было красиво вокруг, последний километр пути был всегда для меня мучительным. Мне не нравилось семейство Бредфорд, а полковника я просто боялась. И я корила себя за то, что поддаюсь этому страху.

Говорят, полковник Генри Бредфорд был в свое время прекрасным воином, умело руководил своими солдатами да и сам не раз проявлял незаурядное мужество. Однако, глядя на то, как он управляет своим домом и как обращается с близкими, о мудром руководстве как-то не думалось. Он все время унижал свою жену, происходившую из богатой, но не влиятельной семьи. После многих лет жизни с ним она стала нервной и запуганной. Она все боялась сделать что-то не так и вызвать гнев мужа, поэтому держала прислугу в постоянном напряжении, отдавая противоречащие друг другу приказания. Сын Бредфордов был повесой и пьяницей и почти все время жил в Лондоне. Мисс Бредфорд была, как я уже говорила, заносчивой молодой особой, ее единственным хорошим качеством было искреннее сочувствие к ее несчастной матери. Когда отец был в отъезде, ей удавалось успокоить мать, и тогда мы могли нормально работать. Но стоило полковнику вернуться, все опять начинали суетиться, с минуты на минуту ожидая гневного окрика.