Год испытаний - [8]

— Я его сегодня не видела, — сказала Джейн. — Я думала, он пошел с утра к Хэдфилду.

— Но он даже не позавтракал, — заметила и.

Джейн Мартин пожала плечами. Она всячески старалась показать, что не одобряет присутствия в моем доме постояльца-мужчины.

— Он в постели, мама, — сказал расстроенный Джеми. — Я пошел его поискать, а он закричал на меня: «Уходи!»

Наверное, он серьезно разболелся, подумала я. Налив в кувшин свежей воды, я отрезала кусок хлеба и понесла наверх. Поднявшись по лестнице на чердак, я услышала стоны. От волнения я даже забыла постучать в дверь, а когда вошла, чуть не выронила кувшин от ужаса. Джордж Виккарз лежал на краю кровати, свесив голову под тяжестью огромной, пульсирующей опухоли желто-фиолетового цвета. Его лицо пылало, оно было ярко-красным. Светлые волосы потемнели и слиплись, подушка промокла от пота. В комнате стоял сильный, сладковатый запах. Так пахнут гниющие яблоки.

— Пожалуйста, воды, — прошептал он.

Я поднесла к его потрескавшимся губам чашку, и он жадно ее осушил. Я все подливала и подливала воды из кувшина, пока он не опустел.

— Спасибо, — выдохнул он. — А теперь, умоляю вас, уйдите, а не то вы тоже можете подцепить эту заразу.

— Нет, я не оставлю вас в таком состоянии, — сказала я.

— Мне все равно уже ничто и никто не поможет, разве что священник. Прошу вас, позовите Момпелльона, если он, конечно, не побоится прийти.

— Не говорите так! — горячо возразила я. — Лихорадка пройдет, и вы почувствуете себя лучше.

— Нет, Анна. Я слишком хорошо знаю признаки этой ужасной болезни. Лучше уходите скорее, ради ваших детей.

Я встала и вышла, но только затем, чтобы взять из своей комнаты еще одно одеяло — укрыть его — и подушку, так как та была совсем мокрой. Когда я вернулась, он стонал. Я попыталась приподнять его, и он вскрикнул от боли — огромная опухоль нарывала. И вдруг она лопнула, как стручок, и из нее брызнул густой гной. Приторный запах гнилых яблок сменился запахом тухлой рыбы. Вытирая эту гадость с его лица и плеча, я едва сдержала приступ рвоты.

— Ради бога, Анна, — с трудом проговорил Он, напрягая свой охрипший голос, — уходите отсюда! Вы не можете мне помочь! Подумайте о себе!

Испугавшись, что в таком ослабленном состоянии волнение действительно может повредить ему, я подобрала грязные простыни и вышла из комнаты. Внизу меня встретили испуганные Джейн и Джеми. Джеми, конечно, не понимал, что происходит, а Джейн стояла бледная как мел. Она уже сняла фартук и была готова уйти.

— Прошу тебя, останься с детьми, пока я схожу за пастором. Мистеру Виккарзу очень плохо, — сказала я, бросая грязное белье во дворе у двери.

Я бежала, глядя себе под ноги, так что не заметила пастора, который ехал верхом на Антеросе. Но он меня заметил и остановился рядом со мной.

— Анна, что стряслось? — спросил он, спешиваясь и протягивая мне руку, чтобы поддержать меня, так как я все не могла отдышаться.

Я сбивчиво рассказала ему о том, в каком ужасном состоянии находится мистер Виккарз.

— Мне очень жаль, — сказал он, и лицо его сразу приняло озабоченное выражение.

Не теряя времени он подсадил меня в седло, сел сам, и мы поскакали.

Все события тех дней стоят у меня перед глазами, как будто это случилось только вчера. Я помню, как мужественно вел себя мистер Момпелльон, как он меня успокаивал, как утешал бедного мистера Виккарза. Мистер Виккарз бормотал что-то бессвязное, метался, проклинал все на свете, кричал от боли. Было трудно понять, что он пытается сказать, но иногда он прекращал метаться и просто лежал с широко открытыми глазами, повторяя хриплым голосом: «Сожгите все! Сожгите все! Ради Бога, сожгите все!» На вторую ночь он лежал молча, уставившись куда-то в пространство. Его губы обметало, и я время от времени смачивала их водой. Он молча, с благодарностью смотрел на меня, не в силах произнести ни слова. Ночь тянулась бесконечно, но мистер Момпелльон не отходил от его постели, даже когда к утру мистер Виккарз забылся неспокойным сном.

Он умер, сжимая в руках простынку. Я осторожно разжала его руки, распрямила его длинные пальцы. Из глаз у меня хлынули слезы. Я говорила себе, что плачу из-за несправедливости — он умер так неожиданно и таким молодым, никогда уже его умелые пальцы не сошьют красивой вещи. Но на самом деле я думаю, что рыдала из-за другого: ведь я ждала, чуть ли не до последней минуты, надеясь ощутить прикосновение этих рук.

Мистер Момпелльон в последний раз прочитал над ним молитву. Между пастором и мистером Виккарзом была совсем небольшая разница в возрасте, мистеру Момпелльону исполнилось всего двадцать восемь. Но на его подвижном лице уже пролегли морщинки: на лбу и вокруг глаз. Он слишком много хмурился, предаваясь размышлениям, да и посмеяться за компанию тоже любил.

— Как же это тяжело — умереть среди чужих, когда нет никого из близких, чтобы тебя оплакать, — сказала я.

— Умирать всегда тяжело, особенно в расцвете лет. Но я думаю, что Джордж Виккарз был счастлив, живя в твоем доме. Ты должна утешать себя тем, что ты и твои сыновья доставили ему радость, и тем, что проявила к нему сострадание.