Год, Год, Год… - [81]

— Чего разлеглись?! А ну пошли отсюда! Быстро!

Улыбки исчезли. Ребята побрели к ущелью, оглядываясь, нехотя. Миша что-то спросил у Норы, Нора не расслышала и переспрашивать не стала. «Майко» — было выведено на стволе, «Майко, I. А.» и пониже: «ИРА». Взгляд Норы упал на водителя, тот доставал из машины бутылки и деловито относил, укладывал их в ручей. Тар замолчал, не играл больше.

— Что это с вами случилось? — спросил Миша.

— Настроения нет.

— Председатель правления ждет нас внизу.

— Кого ждет?

— Нас с вами. Меня и вас.

— А… для чего мы сюда пришли?

— Хороший, красивый день, холодные родники кругом. Неужели не приятно? Вам надо быть поближе к руководству. Стефан не был таким…

— Каким — таким?

— Не шел к нам, как посторонний держался. Врач ведь в селе тоже руководящий работник, мы вместе должны держаться…

— И что же сейчас мы вместе будем делать?

— Побеседуем, бутылки как раз охладятся. Не смотрите так, ничего плохого в этом нет. Мы свой хлеб едим, свое вино пьем, не чужое.

Председатель правления спал под деревом и был как бутерброд, подстелив под себя одно из домотдыховских одеял и сверху накрывшись таким же. Видны были высунувшиеся из-под одеял ноги в оранжевых ботинках.

— Товарищ Галстян, — Миша деликатно потолкал председателя в плечо, — проснитесь, товарищ Галстян.

— Дай спать, — открывая один глаз и тотчас же его закрывая, сказал председатель, — разведи пока огонь…

«Бежать!» Дерево, под которым, растянувшись, спал председатель, тоже было сплошь в инициалах. «Н. Б. О.» — и это, конечно же, означало: «Немедленно Беги Отсюда». Чуть повыше — «Т. П. Р.» — «Туфли. Полотенце. Рай». И где же это я? В лесу. С кем? С людьми. Туфли. Пакость. Р… Раба. Немедленно беги отсюда. Шумел, шелестел лес. Из ущелья доносились крики и голоса ребят. У Норы было такое чувство, будто она в большом зале, где недавно было много народу, а теперь никого не осталось, стулья сдвинуты в беспорядке, пусто, и ты один.

— Слушайте, Миша, мешали они вам, что ли, для чего было их прогонять?

— Не поняли? Потому что, если эти поганцы увидят, как мы тут шашлык устраиваем, проходу потом не дадут. Невоспитанные, наглые дети. Раззвонят по всему селу, что народ в поле, а председатели в лесу шашлыки устраивают. Хотя… что тут… такого…

Дым мешал ему говорить. Он сидел на корточках перед костром, подбрасывал прутья в огонь, отводил лицо от дыма, а раз поднял лицо — врача на прежнем месте не было. Он огляделся кругом — Нора быстро сбегала вниз по склону.

— Товарищ Галстян, а товарищ Галстян… Доктор от нас ушла, обратно в село ушла. Наверное, на вас обиделась, что не встали. Неудобно как получилось, нехорошо.

Ребята в лесу разом умолкли, видно, Нора поравнялась с ними.

— Это я, Аристо. Здравствуй. Приехал. Из Еревана говорю. Сын твой дома? Скажи, от Норы ему письмо есть, пусть зайдет, возьмет. После поговорим, Аристо, потом. Конечно, зайду. Здравствуй, Микаэл. Да ничего как будто. Спасибо. Не знаю. Не знаю, останется или нет… Из автомата говорю, с улицы… Я буду дома, приходи… Грустная или веселая? — Стефан задумался на секунду. — Веселая скорее…

В больнице одна только Офик была. Из персонала никого. Офик пила чай. Санитарки, сказала, только что, вот прямо сию секунду, отлучились на десять минут, сейчас будут. Прошел час. Никто не показывался. Акушерку и сестер Нора сама разослала утром по больным. Они ушли — как в воду канули. «Пронюхали, что не будет меня. Хорошо же!» Она пошла сама в дом, где был больной. Никакой сестры тут и в помине не было. Нора еще в один дом зашла. Выяснилось, сестра к роженице тоже не приходила.

— Чтобы завтра же сами явились на консультацию, — рассердилась Нора. — Безобразие, ни разу не показывались, бегать за вами должны! К одиннадцати явитесь с ребенком.

Сестра-дезинфектор, припертая к стене, запричитала, заголосила:

— Ходила я, доктор, дверь на замке у них была, клянусь детьми, ходила!

На следующее утро она собрала всех:

— Ну, уважаемые медсестры, нянечки, акушерки, фельдшер, где все вчера были, отвечайте, где вас носило в рабочее время?

На базаре. Все ходили на базар.

— Совсем совесть потеряли. Симонян, вы что, тоже на базар ходили? Стол покупали? В рабочее время покупали себе стол?

— Доктор, ну если стола нет и людей в доме, чтобы занялись этим, тоже нет, как же еще быть, кто же мне стол покупать будет, сама рассуди…

— Освобождаетесь от работы. Можете больше не приходить.

— Доктор, милая, я двадцать один год работаю здесь, и всегда так было.

— И что же, что так было? Больше не будет. И прошу меня милой не называть. Мы с вами не родственники тут собрались.

— Хорошо. Я хочу сказать, доктор… так было всегда, для чего тебе нашу жизнь менять?

— Увидите. Так еще все поменяю, узнаете, что такое дисциплина.

«Но это мучение одно. Это невообразимо так жить». Она была одна в кабинете, она прижалась лицом к стеклу письменного стола, закрыла глаза. Вспомнила буквы на стволе: «Н. Б. О.» Со стоном подняла голову.

В полураскрытую дверь виднелся Саак. В белом халате. Он сидел на стуле, держал за руку какого-то мальчишку. Вот он достал носовой платок из кармана, вытер мальчишке нос, засмеялся и, спрятав платок в карман, сказал: