Год, Год, Год… - [80]

…Красивая, сверкающая и холодная, как китайский фарфор, секретарша, не отвечая на приветствие, не поднимая головы, указала рукой на дверь:

— Можете войти. — Потом, почувствовав, что Стефан все еще стоит, подняла голову, повторила: — Входите.

Но обшитые дерматином двери внушали ему чувство страха, и чем добротнее был этот дерматин, тем сильнее был страх. Секретарша поднялась и, блеснув фарфоровой улыбкой, распахнула перед ним двери.

Человек за длинным столом поздоровался, предложил сесть. Попросил подождать минуту-две — «извините меня» — разговаривал по телефону. Дверь раскрылась снова. К столу бодро подходил кто-то с белой бородой. Стефану лицо его было знакомо, но где он этого человека видел и как его звали — не шло на память. Они поздоровались, старикан с бородой улыбался приветливо.

— Между прочим, — сказал сидевший за столом человек, — Стефан Арташесович Есаян тоже из ваших выпускников тех лет, может, помните?

— Как?! — старикан с улыбкой повернулся к Стефану. Они узнали друг друга в лицо, но не больше. — А-а-а… — сказал старикан и снова пожал Стефану руку. — Здравствуйте, здравствуйте. — Но в глазах его было сомнение.

Они сели друг против друга, разговорились. Вспомнили студенческие годы.

— Сорок лет… — простонал старикан и замолк на секунду. — Да-a, факультет, если помните, помещался во дворе, в маленькой такой комнатке, помните, наверное, Стефан Арташесович. Раньше эти комнатки, там баня семинаристов была до этого, кое-как приспособили под лаборатории, да-а-а…

— Занятия были вечерние, — сказал Стефан.

— Да, вечерние. Вначале, в первые годы, помните, было холодно, электричества часто не бывало, зажигали лампу… Профессор Арцруни на лекциях в шубе сидел…

— Микроскоп был один. — Стефану тоже захотелось вспомнить что-то.

Старикан тут же подхватил:

— Да, один микроскоп, один, да-да… — Говорить было, собственно, не о чем.

Старикан распрощался, вышел. Это был он, но кто, кто он? Имя его Стефану ничего не говорило. Может, они даже на одном курсе учились. Могло быть и такое. По они с таким жаром встретились, что после уже неудобно было пускаться в выяснения.

— Чему вы смеетесь, товарищ Есаян? — спросил человек за столом.

— Так просто. Постарели мы, наверное.

— Я знаком с вашим делом, Стефан Арташесович, можете не рассказывать. Вы несколько раз приглашались в город на работу…

— Несколько раз, да. Официальная переписка несколько папок, наверное, составляет.

— Приглашались и ни разу вовремя не явились, вот чем они оправдываются. Но я понимаю, не от вас это зависело, потому что, что же это за человек должен быть, чтобы со спокойным сердцем бросить больных и заниматься собственными делами. Почему-то об этом они не подумали. Не так ли?

— Да, и так тоже.

— Словом, Стефан Арташесович, через два месяца получите назначение.

Стефан смотрел на него. Странно было все это.

— Я даже не радуюсь, — сказал он. — Не верю потому что.

Он стоял на перекрестке, ждал такси. Чемодан у ног. Такси все проезжали занятые. Прошел автобус, битком набитый ребятишками, следом еще один, еще, еще — около тридцати автобусов. В Цахкадзор, в пионерские лагеря. Автобусы полны были шума, улыбок, смеющиеся лица выглядывали, косички, панамки, пионерские галстуки, машущие руки. Люди останавливались, смотрели вслед.

…За окнами с равными промежутками пролетали телеграфные столбы. Провода с них свисали почти до самой земли, потом вдруг разом взлетали и снова прогибались. На проводах нотными знаками расселись семейства птах.

Когда он проснулся, под окнами уже плыла Араратская долина. Вдали был виден Масис. Облака закрывали его почти сплошь, и видна была только вершина — упавший с небес на облака громадный метеорит.

Он уже сходил с поезда. Проводница спросила вслед:

— Билет не нужен? Командировочный? Нет?

— Даже не знаю, — сказал ей Стефан, — не знаю ничего.

— Вот, значит, ваш дом отдыха, — сказала Нора.

С белыми стенами небольшое строение на опушке леса, одноэтажный домик с шиферной крышей. Синяя правленческая «Волга» свернула к ущелью. Домик из поля зрения пропал.

— Что значит ваш? — сказал председатель сельсовета Миша. — Вы, между прочим, теперь тоже наша. Скажете — пет?

Тени от высоченных деревьев сошлись над машиной. Машина словно в тоннель въехала, даже воздух похолодал, потянуло сыростью, а машина свернула на другую опушку, опять пошла на спуск, стала. Мотор умолк. Со стороны дома отдыха послышались звуки тара. С буков по одному слетали листья. А на мощных стволах выдолблены были и вырезаны буквы, даты, пронзенные стрелой сердца, еще какие-то многозначащие обозначения.

Чуть пониже в яме бил родник. Нора вначале не заметила его, а неподалеку вокруг большого поваленного набок чана сидело человек пятнадцать деревенских мальчишек. Носились, видно, до этого в лесу, а теперь передышку устроили. Они, умолкнув, настороженно смотрели на приближавшихся нового доктора, председателя Мишу и отставшего от них водителя машины. «Здравствуйте, ребята, — скажет сейчас этот трафаретный председатель, — подумала Нора. — Ну, как она, жизнь?»

Ребята заулыбались новому доктору, а председатель Миша заорал неожиданно и довольно грубо: