Год активного солнца - [42]

К Хидашели подбежал сталевар третьей печи.

— Просят к телефону!

— Кто еще?.. — пробурчал Леван и пошел в будку.

Звонил Хундадзе, приглашал его к себе.

Начальник цеха был в кабинете один. Перед ним лежал раскрытый журнал с паспортами сталеварения. Когда вошел Леван, он отложил журнал в сторону.

Помолчали. Потом Элизбар тихо сказал:

— Сегодня мы советовались с директором и главным инженером и решили представить тебя на звание Героя Социалистического Труда.

Хундадзе прищурил один глаз и испытующе поглядел на Левана. У молодого начальника смены по всему телу пробежала приятная дрожь. Он чуть было не охнул от радости, но вовремя сдержался. Только улыбнулся и спокойно сказал:

— Огромное вам спасибо, Элизбар Иванович!

— Только знай: никому ни звука, я не должен был тебе говорить об этом, но… Правда, стаж у тебя маловат, однако кандидатуры лучше, чем ты, не сыщешь. В конце концов звание Героя дают человеку потому, что он его заслужил. Так что ты не беспокойся, мы это дело урегулируем…

Хидашели еще раз поблагодарил и вышел из кабинета. Начальник цеха проводил его взглядом.

«Парню двадцать восемь лет, он уже, считай, Герой Социалистического Труда, а скоро будет и начальником мартеновского цеха», — подумал Элизбар.

Он окончательно решил, что в октябре уйдет с завода, и как будто даже успокоился. А радость жены его была безгранична. Только одного она боялась: вдруг муж передумает? Но боялась она напрасно — Элизбар был человеком с твердым характером и никогда своих решений не менял.

«Мне было пятьдесят, когда меня назначили начальником мартеновского цеха», — горько подумал Элизбар. Он достал папиросу, сунул ее в рот и задумался, потом, очнувшись, начал шарить в карманах. Шарил по столу, искал под бумагами, открывал ящик. Но коробки со спичками нигде не было. Хотел позвонить секретарше, передумал, махнул рукой и бросил папиросу в корзину для бумаг. «Завидую? Нет, нет, не завидую. Просто наша жизнь была гораздо сложнее и труднее. Нелегкая была жизнь!..»

Леван почти бежал по цеху. Хотелось лететь, он чувствовал прилив безграничной энергии. Арчил Хараидзе сразу же почувствовал, что у начальника произошло какое-то радостное событие. Он никогда не видел Хидашели в таком состоянии, но все же не посмел спросить, что случилось.

Хидашели с трудом держал себя в руках. Он подскочил к третьей печи. На заправочной машине к задней стене подвезли доломит и ссыпали его. Хидашели показал машинисту, чтобы он уступил ему свое место. Потом подбежал к кому-то.

— Как ты лопату держишь, это тебе не палка, — закричал он, улыбаясь, выхватил лопату и принялся работать. Немного успокоившись, вернул лопату хозяину и подошел к Арчилу. Мастер читал анализ пятой печи, серы было больше нормы. Леван приказал шлак до полировки посыпать рудой и металл подогреть до тысячи семисот градусов.

В работе время шло быстро. На оперативной летучке он сидел уже совершенно спокойно, как будто ничего не произошло.

Начальник мартеновского цеха был поражен его хладнокровием. «Современная молодежь не умеет радоваться, — подумал он, — потому что легко всего добивается, она не знает цену победы ».

Когда закончилась оперативная летучка, Хидашели задержался у стола. Он записывал в блокнот какие-то цифры. Элизбар также не вставал со своего места. Леван кончил писать, спрятал блокнот в карман, спокойно встал, попрощался с Элизбаром и вышел. А начальник мартеновского цеха долго сидел, задумавшись. Потом еще раз проглядел паспорта плавок и подошел к окну. Глянул вниз. «Волга» Левана Хидашели стояла у подъезда, но Левана видно не было. Элизбар вернулся к столу. Большие стенные часы пробили пять. Он снова выглянул в окно. Появился Леван, он поднял капот и стал что-то делать в моторе. Потом закрыл капот и тщательно обтер руки тряпкой. Сел за руль.

Начальник мартеновского цеха до тех пор стоял у окна, пока «Волга» Левана не скрылась с глаз. Потом повернулся, медленно подошел к столу. Поискал папиросу. Вспомнил, что у него нет спичек. Устало опустился в кресло и задумался.

2

Металлурги в рабочие дни, как правило, не пьют. Кому приходилось работать у мартеновской печи с похмелья, тому хорошо известно, какой бедой оборачиваются бессонная ночь и вино. Но Лексо Арчемашвили явился в цех с похмелья.

Накануне из деревни нагрянули к нему побратимы. Пришлось выпить. Просидели часов до трех. Утром он встал чуть свет, в половине восьмого был уже в цеху. Из его кармана торчала бутылка боржоми.

— Что, Лексо, тяжело «под мухой»? — шутили рабочие. Лексо улыбался и кивал головой: принял, мол, немного.

— Слыхал? Нашего начальника смены представили на Героя Труда! — сказал ему Васо Хараидзе.

— Что ты говоришь! — радостно крикнул Лексо.

Весть о представлении Хидашели к званию Героя Социалистического Труда облетела весь завод, узнали об этом и в цехе. Когда начальник смены появился, к нему сбежались все, окружили и радостно поздравили. Один Лексо стоял в стороне. Он не осмеливался подойти к Левану, только издали ему улыбался. Хидашели знал, что Лексо застенчив, поэтому сам подошел к сталевару и пожал ему руку.

— Подождите, ребята! Это все разговоры, даже не думайте об этом. Лучше займемся делом, а то не только Героя не дадут, но и в шею погонят.