Год активного солнца - [40]

Элизбар столкнулся с каким-то смуглым парнем.

— Простите, — сказал юноша и отошел.

Другой задел его локтем и даже не извинился, так и прошел молча.

У остановки показался троллейбус, Элизбар захотел сесть в него, но молодые ребята оттеснили его в сторону. Троллейбус двинулся, а он так и остался на остановке.

«Поеду на следующем», — решил Элизбар. Но остановку снова заполнили парни и девушки. Он передумал, махнул рукой и пошел пешком. Вдруг впереди послышалась песня: девчонки и мальчишки, взявшись за руки, перекрыли всю улицу. Они шагали и пели.

Элизбар прижался к стенке, чтобы не помешать им, а молодые шли, шли, шли, будто и не замечали его…

Разбудил Элизбара дождь. Оказалось, он сидит в сквере на скамейке. Улица пуста, вокруг ни души. Дождь тихий, теплый, приятный. На асфальте в маленьких лужицах пузырятся и сверкают отсветы электрических фонарей. Он подставил под капли лоб. Все тело горит. Во рту горько. Стало тоскливо: как мог он напиться! Ни о чем не хотелось вспоминать. Он медленно, трудно поднялся и побрел домой. Вышел на середину улицы. Запрокинул голову и, как, бывало, в детстве, стал глотать дождевые капли. Потом спохватился, как бы кто не увидел, и заторопился дальше. Дождь припустил, с крыши доносилось приятное постукивание капель, а пустые освещенные витрины сияли за мокрыми стеклами еще ярче.

На перекрестке Хундадзе заметил милиционера, который до глаз натянул капюшон плаща, спрятался под старый платан и закурил.

Он обрадовался живой душе и тоже нащупал в кармане папиросы.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1

Пять лет, не меньше, прошло с тех пор, как Хидашели последний раз был в опере. Сегодня партии Кармен и Хозе исполняли гастролеры — румынские певцы. Но тщательность, с которой оделся Леван, объяснялась, конечно, не этим. Он шел в театр с Натией.

У подъезда толпился народ, спрашивали лишний билетик.

— Очевидно, хорошие певцы?

Натия кивнула.

В фойе Леван взглянул в зеркало. Сначала на Натию, потом на себя. Натия перехватила его взгляд и улыбнулась.

— Не волнуйся, Леван, вечерний костюм тебе очень идет.

— Меня интересует совсем другое.

— Что?

— Идем ли мы друг другу?

— Это, между прочим, и меня интересует. — Натия бросила быстрый взгляд в зеркало, потом повернулась к Левану и рассмеялась.

Они были красивой парой и привлекали общее внимание. Левана это радовало, хотя он сдержанно здоровался со знакомыми. Натия тоже была в радостном настроении и тоже старалась скрыть свое волнение.

Во время первого же акта Леван понял, что опера — это не для него. Он даже удивился задним числом, вспомнив, как в школьные и студенческие годы постоянно бывал здесь, знал наизусть все оперные партии.

Теперь он предпочитал слушать музыку в записи на пластинку или пленку, а главное — в одиночестве.

Оживился Леван только во втором акте, когда Хозе исполнил свою знаменитую арию.

Рядом с Леваном щуплый лысый старичок с галстуком-бабочкой хлопал своими маленькими-ручками и тихо приговаривал:

— Браво, браво!

Леван взглядом показал Натии на старичка. Натия огорчилась и так поглядела на Левана, как будто говорила: зачем же смеяться над пожилым человеком! А он, словно угадав, что она хотела сказать, тихо прошептал ей на ухо:

— Я не зря смеюсь над такими людьми. Они словно рождены для того, чтобы самим ничего не делать и лишь наслаждаться тем, что создано другими.

Оживленно разговаривая, все высыпали в фойе.

У Натии порозовели щеки, засверкали глаза.

— Не жарко ли тебе? — спросил Леван. — Пойдем на веранду.

Натия отрицательно покачала головой. И вдруг улыбка исчезла с ее лица — она увидела Маринэ с подругами и пожалела в душе, что не вышла на веранду. Теперь уже было поздно, теперь это смахивало бы на бегство.

Леван заметил замешательство Натии, обернулся, следя за ее взглядом, и тоже увидел Маринэ. Он сделал вид, что ничего не произошло, и попытался продолжить беззаботную беседу, но это ему не удалось.

Маринэ прошла за его спиной, снисходительно кивнув Натии.

— Леван, уйдем.

— Почему? Что случилась?

— Ничего не случилось, мне действительно жарко, и я предпочитаю выйти на улицу, — Натия постаралась улыбнуться.

Леван молчал. Он понял, что между Маринэ и Натией что-то произошло. Почему же Натия не захотела ему сказать об этом?

Когда они вышли из театра, Леван остановил девушку, нежно взял ее за руки и заглянул в глаза.

— Натия, ничего не скрывай от меня, прошу.

— Ничего особенного не случилось. Мне просто не хотелось, чтобы этот хороший вечер был испорчен чем-нибудь, пусть даже совсем незначительным.

Они молча пошли до проспекта Руставели.

— Леван, прошу тебя, не теряй чувства юмора.

— Трудно, но другого выхода нет. Постараюсь.

— А сейчас, раз все кончилось благополучно, если ты очень попросишь, мы поедем к бабушке.

— Я, честно говоря, уже потерял надежду, что когда-нибудь познакомлюсь с ней. — Леван окончательно преодолел дурное настроение.

— Только имей в виду, времени у нас не очень много.

— Сейчас же поймаю машину.

— У первого же цветочного магазина остановимся, купим гвоздики.

— А розы нельзя?

— Только гвоздики. Бабушка очень любит гвоздики.

Леван остановил такси.

— Ты сядь первым, я выйду у цветочного магазина.