Год активного солнца - [182]

Физики, о чем-то оживленно переговариваясь и споря, группками стоят в вестибюле.

Мне ни с кем не хочется видеться, ни с кем не хочется говорить. Выбраться на воздух и остаться одному — вот единственное мое желание. Забраться бы в какой-нибудь парк, побродить по аллеям, унять волнение и поразмышлять в одиночестве.

Я выхожу на улицу. Холод тут же цепко схватил меня за горло. Яркое солнце, но термометр на дверях института показывает пятнадцать градусов ниже нуля. Я быстро пересек улицу Курчатова и направился было к парку Рязановского дворца, но, тут же передумав, повернул к набережной Дубны.

Вот теперь я в полном одиночестве, и ничто не отвлекает меня от раздумий. Я быстрым шагом хожу взад-вперед по стылой набережной — рад бы ходить и помедленней, но чертовски холодно. Время летит незаметно. Беспомощные лучи зимнего солнца не в силах смягчить жгучий мороз, но их прикосновение к лицу все же приятно.

Неожиданное открытие: все это время (я уже два часа меряю шагами набережную) я думаю лишь о личности нашего докладчика. Ни плазма, ни «Токамак» и ни «Гелиотроп» ни разу не отвлекли моего внимания.

Да, меня поразили вовсе не научные открытия, а личность, которая их совершила, личность, для которой решение всех земных и небесных проблем подчинено лишь одной цели — поглубже заглянуть в извилины человеческой души, облагородить и наполнить ее любовью.

Последовательное движение человечества к нравственной чистоте всегда было связано с жестокими битвами, и необратимый прогресс человечества — заслуга душевно чистых и сильных людей. Но кто знает, жизнью скольких людей, а иногда и целых поколений оплачен каждый новый шаг, приближающий нас к бесконечной вершине! На пути, который зовется гуманизмом, душевной чистотой, благородством и великодушием.

Кто знает, скольким ученым стоило жизни их стремление к истине, к познанию непознаваемого, к открытию неведомого!

Кипучая энергия и возвышенные чувства переполняли мое существо. Мое лицо, видно, выражало такую степень возбуждения, что редкие прохожие с удивлением оглядывались на меня.

Я бы наверняка не ощущал под собой ног от пьянящего восторга, если бы мороз постоянно и строго не напоминал мне о них.

В институт я вернулся поздно. У его ворот стояло необычайно много машин, во дворе суетились и возбужденно переговаривались люди. Сердце заныло от смутного предчувствия беды, и я прибавил шагу.

— Что случилось? — спрашиваю я у взволнованно бегущего молодого человека.

Он, не ответив, промчался мимо.

— Что случилось? — спрашиваю у другого, открывающего дверцу машины.

— Ты что же, ничего не знаешь? — удивился тот, запуская мотор.

— Что случилось? — задохнувшись, подбегаю я к группе сотрудников института, понуро стоящей во дворе.

Молчание. Даже не посмотрели в мою сторону.

— Вы что, оглохли? Что случилось, я спрашиваю? — ору я, не в силах сдержать ярости.

— Потише, друг! — хмуро проговорил один из них и, взяв меня под руку, отвел в сторону. — Ты что, не слышал? Академик погиб.

— Как это — погиб?

— Все очень просто. Он пошел в гостиницу пешком. С карниза одного из домов сорвалась сосулька и упала ему на голову. Скончался на месте.

— Невероятно!

— Ты прав, это и вправду невероятно, — горько вздохнул он и отошел к своим товарищам.

Какие чувства завладели мной тогда? Отчаяние? Страх? Безнадежность? Позже я пытался вспомнить свое состояние, но безуспешно. Все начисто стерлось в памяти. Видно, в ту минуту я совершенно отключился.

Потом я и Сергей сидели в небольшом ресторанчике на берегу Дубны. Я не помню, как мы встретились друг с другом. Может, он увидел меня и подошел? А может, это я окликнул его или просто бросился к нему навстречу?

Помню лишь одну фразу, сказанную Сергеем:

— Пойдем выпьем по стаканчику, не то я свихнусь!

— Представляешь? Обыкновенная сосулька, — доносится до меня девичий голос от соседнего столика.

— Говорят, он был крупнейший ученый! — отвечает парень и наливает в стакан лимонад.

— И чего это ему вздумалось идти пешком? Поехал бы на машине — ничего бы и не случилось! — тянет другой парень.

Не разобрать, как это сказано: то ли с насмешкой, то ли с горечью раздосадованного человека.

Сергей молча уставился в пол.

В памяти невольно всплывает одна история. Дядя снял крышку с улья, заледеневшего от внезапного мороза, и вытащил пустые соты. А в ящике осталась целая гора пчелиных трупиков. Я невольно представил, сколько мертвых мыслей, подобно погибшим пчелам, осталось в голове академика.

Озноб прошил мое тело. В сердце вонзились холодные клешни.

— Давай уйдем отсюда! — чуть ли не молю я Сергея.

Он растерянно взглянул на меня, не сразу поняв, в чем дело. Потом обвел взглядом ресторанный зал и резко поднялся со стула.

— Ты не говорил так, когда любил меня, Нодар!

— Вполне возможно, но это вовсе не означает, что я так не думал, не переживал того, что так мучает меня сейчас.

— Это не страшно, пройдет время — и все изменится. Обязательно появится, если уже не появилась, девушка, которая поставит с головы на ноги всю твою нынешнюю философию. И ты опять сделаешься таким же энергичным и веселым, каким был ну хотя бы еще год тому назад. Глаза твои снова наполнятся теплом, вниманием и любовью, как в былые времена, когда мы впервые встретились с тобой.