Гнезда русской культуры (кружок и семья) - [54]
В августе 1836 года, когда Станкевич был в Удеревке, Белинский вместе с Ефремовым отправились в Прямухино. Их пригласил Михаил Бакунин.
Ефремов уже бывал в Прямухине. Белинский же приехал сюда впервые.
Его взору открылся обширный помещичий дом, окруженный парком, небольшая река под названием Осуга.
Эта живописная река, впадающая в Тверцу, приток Волги, удостоилась даже специальной поэмы. В поэме были такие строки:
Написал эту поэму глава семейства Александр Михайлович Бакунин.
Бакунины проживали в Прямухине, имении Новоторжского уезда Тверской губернии, с конца XVIII века. В тридцатые годы это было большое разросшееся семейство, насчитывавшее десять человек детей: четыре дочери и шесть сыновей. Михаил был старшим из братьев.
Надо всем в Прямухине – и над уютным домом, и над живописным парком, в котором со вкусом были проложены аллеи и дорожки, и над величественными деревьями, и над простой и изящной церковью, и над полуразвалившейся поэтическою часовнею у кладбища – веял дух хозяина. Белинский, видимо, уже встречался с Александром Михайловичем Бакуниным в Москве год назад, куда тот привозил своих дочерей Любу и Татьяну. Теперь Белинский мог познакомиться с ним поближе.
Невозможно было не любоваться этим седым, статным, величественным стариком с голубыми глазами, с неизменной улыбкой, с жадным интересом ко всему новому и свежему.
Окончивший в свое время в Италии Падуанский университет, сотрудник русского посольства в Неаполе, друг известного писателя Капниста и поэта и архитектора Николая Львова, член кружка Державина, близкий к семье декабристов Муравьевых, основателей «Союза благоденствия», Александр Михайлович Бакунин связывал воедино самые разнообразные традиции: западноевропейской культуры и русской, века минувшего и нового. От Бакунина-старшего происходила в значительной мере та печать талантливости и оригинальности, которой были отмечены почти все члены этого обширного семейства.
И не только юноши, Михаил и его братья, но и их сестры. О, какое очарование придавали они всему прямухинскому гнезду, семье Бакуниных! Рассказывают, что нервический Клюшников питал к ним что-то вроде религиозного пиетета. Да только ли Клюшников! «Бескорыстно любуешься этими девушками, как прекрасными созданиями Божиими, – говорил Станкевич, – смотришь, слушаешь, хочешь схватить и навсегда при себе удержать эти ангельские лица, чтоб глядеть на них, когда тяжело на душе…»
Белинский как-то в шутку сказал Бакунину, что с него достаточно было бы одной такой сестры, а судьба расщедрилась и дала ему четырех.
Во время пребывания Белинского в Прямухине все четыре были дома. С Любой и Татьяной Белинский уже встречался в Москве год назад. Знал он, видимо (или догадывался), и о тех чувствах, которые питал к Любе Станкевич.
Теперь Белинский познакомился и с двумя другими сестрами – Варварой и Александрой.
Варвара была уже замужем за тверским помещиком, уланским офицером Николаем Дьяковым. Человек он был неплохой, бесхитростный, но не очень развитый и уж, во всяком случае, чуждый тем высоким интересам, которые царили в прямухинском гнезде. Варвара мужа не любила. Все больше и больше тяготилась она связью с ним.
После рождения сына Саши – в ноябре 1835 года – Варвара проводила большую часть времени в Прямухине; с мужем она почти не виделась.
Родители не теряли надежду, что отношения их поправятся. «Стерпится – слюбится», – подумывал старик Бакунин. Но тут-то и определилось различие между старшим и молодым поколением бакунинского семейства. Михаил, считая, что брак без любви безнравствен и недопустим, ни за что не хотел мириться с создавшимся положением. Осенью 1836 года, как раз во время пребывания в Прямухине Белинского, он стал обдумывать план «Варинькиного освобождения».
Белинский в это время полностью сочувствовал планам Мишеля. Он тоже считал, что брак без любви безнравствен, и, глядя на Варвару, разрывался между осуждением и глубокой к ней симпатией. «Я холодно удивлялся ей, когда думал о ней, и глубоко любил ее, когда смотрел на нее не думая, в немом созерцании».
Но больше всех из сестер внимание Белинского привлекала Александра. Она была самой младшей, ей только исполнилось двадцать. Белинский про себя отметил ее очаровательные черты – «это лицо, этот голос, эти волны темных локонов…».
Все казалось Белинскому в Прямухине необычным и новым. После изнуряющего ежедневного труда, журнальной поденщины – ведь на Белинском лежали немалые заботы по редактированию «Телескопа» и «Молвы», – после постоянных мыслей о заработке, о хлебе он мог наслаждаться спокойствием и довольством. Забывались или притуплялись страдания, причиненные «историей с гризеткой».
Невольно при взгляде на обитателей прямухинского гнезда Белинскому вспоминался родной дом в Чембаре: какая разница! Там – мелкий деспотизм отца, сплетни и кумовство матери, жестокость, побои, удушливая мещанская атмосфера. Здесь – высокие умственные запросы, литературные чтения, обсуждение новых книг, музыкальные вечера, хоровое пение.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Диалог с Чацким» — так назван один из очерков в сборнике. Здесь точно найден лейтмотив всей книги. Грани темы разнообразны. Иногда интереснее самый ранний этап — в многолетнем и непростом диалоге с читающей Россией создавались и «Мертвые души», и «Былое и думы». А отголоски образа «Бедной Лизы» прослежены почти через два века, во всех Лизаветах русской, а отчасти и советской литературы. Звучит многоголосый хор откликов на «Кому на Руси жить хорошо». Неисчислимы и противоречивы отражения «Пиковой дамы» в русской культуре.
В книгу включены материалы, дающие целостное представление о развитии литературы и филологической мысли в XX в. в России, странах Европы, Северной и Латинской Америки, Австралии, Азии, Африки. Авторы уделяют внимание максимально широкому кругу направлений развития литературы этого времени, привлекая материалы, не включавшиеся ранее в книги и учебники по мировой художественной культуре.Для учителей мировой художественной культуры, литературы, старшеклассников, студентов гуманитарных факультетов средних специальных и высших учебных заведений, а также для широкого круга читателей, интересующихся историей культуры.Рукопись одобрена на заседании Ученого совета Института художественного образования Российской академии образования 12 декабря 2006 г., протокол № 9.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Рецензия – первый и единственный отклик Белинского на творчество Г.-Х. Андерсена. Роман «Импровизатор» (1835) был первым произведением Андерсена, переведенным на русский язык. Перевод был осуществлен по инициативе Я. К. Грота его сестрой Р. К. Грот и первоначально публиковался в журнале «Современник» за 1844 г. Как видно из рецензии, Андерсен-сказочник Белинскому еще не был известен; расцвет этого жанра в творчестве писателя падает на конец 1830 – начало 1840-х гг. Что касается романа «Импровизатор», то он не выходил за рамки традиционно-романтического произведения с довольно бесцветным героем в центре, с характерными натяжками в ведении сюжета.
«Кальян» есть вторая книжка стихотворений г. Полежаева, много уступающая в достоинстве первой. Но и в «Кальяне» еще блестят местами искорки прекрасного таланта г. Полежаева, не говоря уже о том, что он еще не разучился владеть стихом…».
«…Итак, желаем нашему поэту не успеха, потому что в успехе мы не сомневаемся, а терпения, потому что классический род очень тяжелый и скучный. Смотря по роду и духу своих стихотворений, г. Эврипидин будет подписываться под ними разными именами, но с удержанием имени «Эврипидина», потому что, несмотря на всё разнообразие его таланта, главный его элемент есть драматический; а собственное его имя останется до времени тайною для нашей публики…».
Рецензия входит в ряд полемических выступлений Белинского в борьбе вокруг литературного наследия Лермонтова. Основным объектом критики являются здесь отзывы о Лермонтове О. И. Сенковского, который в «Библиотеке для чтения» неоднократно пытался принизить значение творчества Лермонтова и дискредитировать суждения о нем «Отечественных записок». Продолжением этой борьбы в статье «Русская литература в 1844 году» явилось высмеивание нового отзыва Сенковского, рецензии его на ч. IV «Стихотворений М. Лермонтова».
«О «Сельском чтении» нечего больше сказать, как только, что его первая книжка выходит уже четвертым изданием и что до сих пор напечатано семнадцать тысяч. Это теперь классическая книга для чтения простолюдинам. Странно только, что по примеру ее вышло много книг в этом роде, и не было ни одной, которая бы не была положительно дурна и нелепа…».
«Имя Борнса досел? было неизв?стно въ нашей Литтератур?. Г. Козловъ первый знакомитъ Русскую публику съ симъ зам?чательнымъ поэтомъ. Прежде нежели скажемъ свое мн?ніе о семъ новомъ перевод? нашего П?вца, постараемся познакомить читателей нашихъ съ сельскимъ Поэтомъ Шотландіи, однимъ изъ т?хъ феноменовъ, которыхъ явленіе можно уподобишь молніи на вершинахъ пустынныхъ горъ…».