Гнёт. Книга вторая. В битве великой - [104]

В полночь в коридоре затопали сапоги. Распахнулась дверь, и в камеру ворвалось полтора десятка прапорщиков.

— Большевистская зараза!

Окружив арестованных, они повели их во двор к грузовику.

— Залезай! — закричал старший.

В кузове им приказали лечь лицом вверх. Вокруг уселись прапорщики и приставили штыки к груди арестованных.

— Если кто пикнет, заколем, как собак.

Ворота распахнулись, машина рванулась, выскочила на улицу. Но тут мотор сразу сдал, и грузовик замер в нескольких шагах от тюрьмы.

Шофёр стал ругаться.

— Я же предупреждал — ехать нельзя. Мотор чинить надо.

Прапорщики руками вкатили машину назад во двор тюрьмы. Шофёр принялся возиться с мотором. Его торопили, совали под нос наганы, грозились расстрелять.

Арестованные догадались, что шофёр тянет время. Он знает, куда и зачем везут большевиков, и старается хоть чем-нибудь помешать предстоящей расправе.

Наконец грузовик всё же ожил, покинул тюрьму и заколесил по городу.

Машина въехала на ярко освещённую площадь.

— Встать!

Помогая друг другу, арестованные поднялись и увидели, что находятся в крепости. Их сняли с грузовика и развели по казематам.

Охраняли узников казаки. Они, как и прапорщики, ругались, пугали членов Комитета расстрелом. Арестованные не молчали. Старались втянуть солдат в разговор.

Были даже сочувствующие. Один из них сказал:

— Порешили бы вас в ту же ночь, как взяли из тюрьмы. Да, слышь ты, рабочие за вас грозились расстрелять триста юнкеров.

— А теперь что слышно?

— Вот ведут переговоры через городскую управу. Там доктор Слоним и адвокат Закаменный торгуются с Коровиченко.

Эти сведения подбадривали, вселяли надежду.

Наконец казаки открыли камеры, выпустили пленников в коридор, отдали им винтовки.

— Хотят с вами покончить. Защищайтесь!

Это походило на правду. Всё ближе гремели выстрелы. На крепость велось наступление. Минуты тянулись медленно. Но вот послышался властный голос и стук в дверь.

— Отворяй!

Вошёл прокурор с комиссией. Комендант крепости растерялся, увидев узников вооружёнными.

Прокурор объявил:

— Революция победила. Генерал Коровиченко арестован. Вы все свободны.

Через час Аристарх был уже в мастерских.

Восторженными криками встретили своего товарища рабочие. На руках они несли его до трибуны. Худой, обросший бородой, хриплым простуженным голосом он сказал:

— Товарищи! Братцы! Поздравляю с победой! Вот оно, пришло наше рабочее счастье! Да здравствует Советская власть! Да здравствует вождь пролетарской революции Ленин!

Голос его потонул в громе аплодисментов.

Глава двадцатая В БОРЬБЕ РОКОВОЙ

Вы жертвою пали в борьбе роковой,

Любви беззаветной к народу…

В. Архангельский

У Рустама собирались друзья. Тут был бывший слесарь, а теперь председатель железнодорожного комитета Манжара, Аристарх Казаков с Дусей, Шумилов с женой. Был и Арип с младшим сыном певцом, пожилой рабочий Килячков, студент Голятовский и Степан Теодорович. Эти трое были включены в делегацию, посылаемую ТуркЦИКом в Москву для совместной работы с комиссией ВЦИК по выработке конституции советской страны.

Сидели за дастарханом и лакомились фруктами.

— Где же Казик? Куда скрылся? — спрашивал Маи-жара, поглаживая запорожские усы.

— Он в саду, с детьми алычу рвёт, — выдал делегата Рустам.

Точно в ответ прозвучал приятный тенорок:

Пусть нас ждут офицерские плети,

Казематы, казармы, сухарь,

Но зато будут знать наши дети,

Как отцы их боролися встарь!

— Казик, иди сюда! — закричал Шумилов.

— Чего это ты вспомнил офицерские плети? — спросил Манжара появившегося у айвана весёлого студента в синей косоворотке.

— Нашу студенческую марсельезу пел, ребятки пусть помнят, как завоёвывалась власть Советов.

— Иди-ка садись, певец-пропагандист, — позвал товарища Степан. — Сейчас нам нотацию прочтут…

Манжара, усмехаясь в усы, произнёс:

— Ишь ты, нотацию… А ты, Килячков, назначен за старшего. Гляди там за молодёжью….

— Ну уж нет, Митра! Что мы, развлекаться едем, что ли? Там дело серьёзное, конституция! И для каждого участвовать в этой работе большая честь. Верно, Степан?

— Правильно! Работа государственная. Новая жизнь для народа в этой конституции.

— Мечтаем мы о многом, — добавил Шумилов, — и мечта наша — великий двигатель, чудодейственная сила. Я верю: наш свободный народ достигнет вершин коммунизма. — Глаза Шумилова вдохновенно горели, и весь он будто преобразился, помолодел.

— Хорошо ты сказал, Николай, — поддержал его Аристарх. — Только, мечтая, не надо забывать, что враг ещё не сдался и готовится к новой схватке.

Утром на вокзале к Голятовскому, Теодоровичу и Килячкову примкнули комиссар Троицкий и Сабир Юсупов.

Ехали дальним путём на Красноводск, потом по Каспию на Астрахань и, наконец, попали в Москву. Прямо с вокзала поехали в ЦИК. Встретил их бледный худощавый человек с уставшими глазами, приветливо глядевшими через стёкла пенсне.

Голятовский, учившийся в Петроградском политехническом институте, сразу узнал Свердлова.

Яков Михайлович расспросил туркестанцев о положении дел в крае, познакомил с планом работы над проектом конституции. Когда беседа подходила к концу, спросил:

— А где остановились?

— С вокзала прямо сюда, — ответил Килячков.