Гнёт. Книга вторая. В битве великой - [103]

— Почему не привёл ту — маленькую, рыженькую?

— Кусалась, царапалась, а потом расплакалась, не пошла.

— Ничего. Останется для меня. Запри её на замок. Пусть Ли Бин отнесёт ей угощение и побольше вина.

Через час слуга открыл замок и впустил в полутёмную комнату китайца с подносом, полным всяких яств.

— Кушай, сестра, и не спи, — прошептал Ли Бин. — Ночью я выведу тебя.

В полночь замок щёлкнул под ловкими пальцами Ли Бина, и две тени выскользнули в тёмный закоулок, где одиноко росла чахлая акация.

Скоро девушка была дома, а Ли Бин явился в школу советских командиров к дежурному преподавателю Ронину. Он вручил ему бумагу, сказав:

— Читай, товарищ командир, а я расскажу, что слышал.

Двое мальчиков, глядя на заплаканные глаза матери, тревожно спрашивали:

— Где папа? Арестован…

Дуся, стараясь успокоить их, отвечала;

— Услали в командировку, на линию.

Это было правдоподобно. Отец часто уезжал. А у Дуси разрывалось сердце. С утра двадцать седьмого ушёл Аристарх в город, в комитет, и не вернулся. На рассвете, когда призывно загудел гудок, к ней прибежала соседка:

— Слышишь, гудит? Собирают народ, твоего выручать…

— Как выручать?

— Вчера в Доме свободы семь человек забрали, в тюрьму увезли.

Над городом прозвучали выстрелы винтовок.

Дуся торопливо собрала подушки, зимнюю одежду, матрасы и забила ими окна. В это время что-то ухнуло и со свистом пронеслось над крышей маленького дома. Дети заплакали.

— Вот глупышки, чего испугались? Разве не слышали, как пушка в двенадцать часов палила? Садитесь вот сюда, на пол, разберите мне аптечку, да не пролейте лекарства, не разбейте пузырьков. — Для детей это была интересная, но запретная игрушка. Мать пообещала:

— Сейчас приведу вашего дружка Кольку.

Она выскочила к соседке, в дверях встретила Камилю.

— Дуся, давай твоих ребят ко мне! Ещё какие есть, всех заберу. У нас тихо.

Это было кстати, Дуся и две соседки собрали ребятишек и отпустили с Камилей.

…Бой разгорался.

— Вот и началось! Готовьте кипяток да варите похлёбку, наших кормить, — приказала Дуся женщинам.

— Покормить покормим… Вот опять стрельба усиливается.

— Коли будут раненые, ко мне несите. Я приготовила медикаменты.

После полудня промчался небольшой отряд казаков. Из-за разрушенной стены грянул залп. Два казака были ранены, третий с проклятиями свалился с лошади. Отряд ускакал. Дуся подбежала с сумкой к казаку. Тот попытался подняться.

— Гады, бросили товарища.

— Лежи. Сейчас перевяжу, а то истечёшь кровью.

— Спасибо, сестрица…

— А ты дурной, братец, чего на своих пошёл? Вот и получил гостинец.

Разговаривая, она ловко перевязала рану. Два его товарища, пригнувшись, бежали вдоль дувала.

— Сильно тебя, Епифан? — спросил пожилой.

— Уважили!.. Вот спасибо сестрице.

— И то. А чего это, ребята, мы за Генерала жизни готовы решиться? Давай перейдём к энтим красным, свой брат, рабочий. Знает, за что на смерть идёт…

— Верно! — отозвался раненый.

— А ты Родион? — обратился он к третьему казаку.

— Как сотня. Думаю, вся повернёт за народ.

От Дома свободы отъехала машина. В ней сидели арестованные большевики. По бокам казачьи сотни оберегали безоружных революционеров. Впереди и сзади шли броневики. Всю колонну освещали прожектора.

Было нечто торжественное в этом небывалом в истории Ташкента шествии. Проследовав по Гоголевской и Пушкинской улицам, грозный эскорт свернул на Московскую и направился к тюрьме.

Во дворе машина остановилась. С лязгом захлопнулись железные ворота. Арестованных через глухой коридор провели в большую общую камеру.

Смутно и тяжело было на душе Аристарха: "Неужели восстание захлебнётся?"

Разместившись на цементном полу, пять человек ждали своей участи. Враг беспощаден. Он не остановится ни перед чем, чтобы сломить сопротивление рабочих, обескровить революцию.

Тягостную тишину ночи неожиданно прервал могучий гудок железнодорожных мастерских. Пять минут плыл над городом его мощный призыв, и тотчас ему ответили все ташкентские заводы.

Камера ожила.

— Началось! — взволнованно воскликнул Цвилинг.

— Наши товарищи берутся за оружие, — поддержал его Бендецкий.

Глаза Аристарха горели радостью:

— Святая минута! Не жаль за неё жизни.

— А нас всё-таки хлопнут! — грустно прошептал анархист Шмидт.

— Теперь им надо побеспокоиться о собственной шкуре, — возразил Успенский.

А в это время Ронин приказал поднять людей по боевой тревоге. Когда рота выстроилась, он объявил:

— Будущие красные командиры! Слышите гудок? Революция в опасности. Власть Советов призывает на помощь. За мной!

Беглым маршем вооружённые курсанты и красноармейцы, среди которых был Ли Бин, направились в железнодорожные мастерские. Туда же поспешила батарея сапёрного батальона.

Рабочие встретили своих братьев криками "ура".

В боевой обстановке был выбран революционный комитет. К вечеру вооружённые отряды направились к Белому дому. Рабочие железнодорожных мастерских, примкнувшие к ним воинские части, Первый сибирский запасной полк вели бои с юнкерами и частями генерала Коровиченко.

К утру, в напряжённый момент боя, телеграф принёс историческую весть: Временное правительство свергнуто восставшими рабочими Петрограда. Власть в руках Советов! Эта весть придала сил. Рабочие Ташкента победили.