Глыбухинский леший - [23]

Яков промолчал.

— Видать, со вчерашнего дня никак в себя не придешь? Ох, Яков, смотри, допьешься когда-нибудь! Ну ладно, мне некогда, я поехал. Лови, не ленись.

Несколько минут спустя вертолет взревел, по всей луговине пошли широкие травяные волны, машина дернулась, оторвалась от земли и боком, набирая высоту, пошла над Ком-ю в сторону города.

Яков молча смотрел ей вслед, потом глухо выругался, сплюнул и скрылся в своей избе.

А полчаса спустя в Глыбуху вернулась на моторке Елена. Онисим слышал, как баба спросила:

— Кто был?

— Из городу, — через силу ответил Яков. — С потребсоюза.

— Игнат?

— Ага.

— Что ему отдал?

— Да вон. — Мужик тяжело засопел, сплюнул, однако решился, угрюмо кивнув в сторону Онисимовой избы: — Сам он взял одну бочку из зуевского сарая.

Елена всплеснула руками:

— Батюшки! Как же так?

— А так вот. Силком. Взял, да и все.

— А ты-то, ты-то чего? Чай, знаешь, какая там рыба?

— Знаю, да мало ли, — разозлился мужик. — Сам он выволок, я говорю. Не успел его отсель отвести к своему двору, как он влез да и взял.

— Ох, голову с плеч! Чего боялась, того дождалась!

Елена заплакала.

— Допился, дурак, со своими дружками? Что же теперь нам делать? Ох, батюшки, пропадем.

Боясь до конца поверить словам угрюмого Якова, все еще надеясь, что, может быть, мужик перепутал и бочку с обычным частиком, а не с запретной семгой, достал приемщик Игнат Трофимыч из погреба соседей, она бросилась на усадьбу Зуевых, по-кошачьи нырнула в погреб — и ужаснулась: все правильно, так и есть! Всего дней десять назад укрытой здесь бочки не оказалось. Вместе с другими такими же бочками эта предназначалась для окончательного расчета за городскую квартиру. Клиенты, которых Елена и Яков тайком снабжали запретной рыбой, давно уже ждут малосольной голки. Не нынче-завтра она сама повезла бы драгоценный товар и за одну только ночь рассовала бы его по надежным адресам, а деньги — к другим деньгам в чугунок.

Теперь вертолет несет эту бочку в город. Там она попадет в магазин. Ее вскроют и обнаружат не частика, а браконьерский товар.

И страшно не только это. Страшно и то, что Яков сам допустил приемщика в свой тайник. Теперь как нагрянут да как начнут ворошить по всем погребам… это конец всей жизни!

Благо еще, если Игнат сразу поймет, что к чему: с ним можно договориться.

А если не догадается? Если откроет бочку не он?

Об этом и думать страшно.

По-мужицки выругав Якова площадными словами, воя и причитая, Елена в отчаянии заметалась по двору. Потом, пересилив первые приступы страха, метнулась в избу и наспех переоделась: надо было немедленно ехать в город. Глыбуха — на трассе всех вертолетов. Для поисковых партий их изба давно уже стала привычным ориентиром. Машины нередко и приземляются здесь: то нефтеискателям надо чаю в тепле попить, то расспросить старожилов про эти места, то просто рыбкой разжиться. Может, сейчас какой и появится тут на счастье?

А если нет?

Тогда остается одно: плыть водой. Подняться в моторке вверх по Ком-ю железной дороги, дождаться на совхозной станции поезда — в город.

А есть ли сейчас этот поезд? Ходит ли? Может, его и не будет совсем?

И все-таки надо плыть. Надо выкупить эту проклятую бочку за любые деньги. Хотя бы за весь чугунок.

Не мешкая ни минуты, она спустилась к реке, с ожесточением пошвыряла из лодки только что вынутую из сетей снулую рыбу прямо на берег и уже оттолкнула было моторку в струю, как вдруг на северо-востоке, со стороны приуральской тайги, послышался стук мотора. Вскоре над таежными вершинами показался и сам вертолет, — темная точка на тускло-синем осеннем небе.

Выскочив на открытое место, Елена запрыгала, закричала, сдернула с головы платок и стала махать им. Махала так до тех пор, пока вертолет не повис над лужком и не опустился на землю.

Из недр машины выпрыгнул механик Серков. Подбежав, Елена в изнеможении почти упала ему на грудь. Он сердито и удивленно спросил:

— Чего тебе? Эко, бабу схватило! Да не пихайся ты, бешеная!

Оттолкнув Елену, он с обычной для него усмешливостью пошутил:

— Погоди обниматься. Видишь, мужик твой следит оттуда? Как бы не приревновал. На дуэль еще вызовет, а я пыряться шпагами не умею.

Крича и плача. Елена снова вцепилась в его плечо.

— Сын! Сын заболел… Николка!

Все сильнее радуясь в душе тому, как хорошо эта фраза сама собою вдруг сорвалась с языка, и сразу поверив, что действительно заболел Николка, лежит в городской больнице, вот-вот умрет, — Елена твердила, цепляясь за отступавшего от нее механика:

— Сын у нас! Сын умирает в больнице. Христом богом прошу!

— Ага, теперь у вас сын?! — насмешливо передразнил Серков, с трудом отрывая от куртки ее цепкие руки. — А кто в прошлый раз указал нам от ворот поворот? Может, не вы?

— Не я, не я! — в отчаянии закричала Елена.

— Что Яков, что ты — одна сатана! — почти весело заключил Серков. — У вас снега зимой не выпросишь. А как чего коснется самих — тут уж вынь да положь! Не выйдет!

Он ловко уклонился от протянутых к нему рук Елены и трусцой побежал к машине. Елена рухнула на колени:

— Ох, батюшка! Ох, Сергей Николаевич… господом богом прошу!

Серков оглянулся:

— Господа и проси! — И мстительно добавил: — Будешь знать, как хорошим людям отказывать при нужде. А то ишь…