Перед прыжком

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

— Тупицы!

Но в этом коротком слове было столько разящей силы, оно прозвучало так хлестко, что чуткий к душевному состоянию Ленина Феликс Эдмундович сразу внутренне подобрался, с горечью и досадой подумал, что вот опять какой-то «самовлюбленный Нарцисс» (так в подобных случаях выражается Ленин) вывел Владимира Ильича из равновесия. Для него, взявшего прежде всего на себя тяжесть борьбы с оппозиционными группировками перед Десятым партийным съездом, донельзя уставшего за эту зиму, занятого множеством неотложных дел, такие встряски не проходят даром. Не удивительно, — жестковато подумал Дзержинский, — что в такие минуты Ильич посылает в разные адреса записки с гневными распоряжениями: «Расследовать… Строго наказать… Исполнение доложить немедленно!» Нечто такое пошлет, наверное, и теперь.

Между тем, легко поднявшись со своего рабочего полукресла, Владимир Ильич резким, как бы отталкивающим движением руки указал на лежавшие перед ним бумаги:

— Вот полюбуйтесь!

И хорошо знакомым Дзержинскому по таким минутам глуховато звенящим голосом сказал:

— Кажется, дискуссии в печати и на собраниях должны были ясно показать нашим профсоюзным «рабочелюбцам» вздорность и вредность подмены руководящей роли партии властью «производителей» на местах. Так нет же!

Почти сорвав со стола одну из бумаг, он протянул ее Дзержинскому:

— Прочтите-ка это любопытнейшее и архивздорное художество очередных сторонников «рабочелюбивой» оппозиции Шляпникова…

То, что Дзержинский прочитал в злополучной бумаге, и не могло вызвать иных чувств, кроме раздражения.

Совсем недавно в его присутствии, — он это помнил хорошо, — Совет Труда и Обороны принял по предложению Ленина решение об отправке на несколько месяцев в Сибирь специального эшелона рабочих подмосковного завода сельскохозяйственных машин, который на четвертом году революции все еще принадлежал «Международной компании жатвенных машин в России» американских миллионеров Мак-Кормиков. Рабочие отремонтируют там в крестьянских хозяйствах сельхозинвентарь, помогут убрать урожай, а заработанный таким образом хлеб отправят в Москву.

Москва голодала не первый год. Не лучше было и в других промышленных центрах России. Над только что освобожденным от белых югом и над западом страны все еще нависала как туча угроза войны. Используя лживый предлог о якобы нежелании большевиков пойти на справедливый раздел имущества, которое при царизме принадлежало совместно Польше и России и которое теперь, когда Польша получила государственную самостоятельность, подлежит разделу, — главари Антанты всячески убеждали воинственного пана Пилсудского решить этот вопрос, при их поддержке силой, путем войны.

Значит, надежд получить украинский или кубанский хлеб в необходимом количестве — пока не было. Поволжье год за годом выедала засуха. Самой хлебной оставалась Западная Сибирь. Даже теперь в ее плодородных краях запасов хлеба еще немало: там он годами скапливался необмолоченным в хорошо укрытых кладях. Конечно, зерно в них не первой свежести, но все же…

И если специальный эшелон рабочих послать туда, скажем, в мае — июне, да еще выговорить у американской администрации завода вагона два запасных частей к жаткам и молотилкам, тогда за июнь и начало июля рабочие успеют до жатвы наладить ремонт машин, обмолотить хлеб, который сохранился в кладях, потом убрать урожай. Не менее важно здесь и другое: установление непосредственной трудовой смычки рабочих центра с сибирским крестьянством…

После всестороннего изучения вопроса и было вынесено правительственное решение об отправке рабочих завода Мак-Кормиков в помощь сибирским крестьянам. В свою очередь, Президиум Всероссийского Совета Народного Хозяйства направил подробно обоснованное предложение в ЦК профсоюза металлистов, а копию — заводскому комитету.

И вот теперь, в ответ на эти решения, пришло откровенно шкурническое, полуграмотное «заявление» председателя завкома с отказом выполнить постановление СТО.

«Профсоюзный исполнительный комитет завода, — говорилось в заявлении, — доводит до вашего сведения, что нам, стоящим ближе к производству и зная, что предприятие, изготовляющее уборочные машины, имеет громадное значение для существования Республики, ясно видно, что закрытие завода на более продолжительный срок, как две недели (на отпуск рабочих) и отъезд рабочих на уборку полей невозможен по многим причинам: 1) Желающих рабочих поехать на уборку урожая совершенно не находится, мотивируют они это тем, что исполнением посевного заказа ВСНХ все рабочие теперь крайне утомлены и законный двухнедельный отпуск желают использовать для поправления своего здоровья поездкой в деревню к своему семейству, а те, у которых деревни нет, желают поехать на эти две недели в хлебородные губернии, где могли бы получше пожить и привезти с собой те два пуда, которые привозят все рабочие согласно постановлению Центральной власти. 2) Так как среди рабочих есть способные для работы в Центральных организациях, то многие постараются поступить в таковые, а за период с 1 января по сие число послано в Центр более 10 человек, которые работают там и в настоящее время. 3) Кроме того, есть полупролетарии, то есть связанные до некоторой степени с крестьянством, которые также постараются разъехаться, так что все лучшие, имеющие навык в производстве работники распыляются и по прошествии одного, а тем более двух-трех месяцев, возобновить работы на заводе совершенно не представляется возможным, а потому Завком, как орган, стоящий всецело в интересах страны, считает своим долгом обратить внимание на вышеуказанные факты, почерпнутые из наблюдений за производством и настроениями рабочих, и предоставить рабочим завода самим решить, как использовать разрешенный отпуск с поездкой по их надобности.