Глиняные книги - [17]
Года на два Лэйярд забросил археологию. Тревожная обстановка в Турции и на Балканах побудила английское правительство направить его в Константинополь.
Лишь в октябре 1849 года он снова появляется в Мосуле. Местом его раскопок на этот раз становится куюнджикский холм. Тот самый, который безуспешно раскапывали Рич, а затем Ботта.
Куюнджик.
Ассирийская женщина с веретеном. Обломок каменного барельефа.
Еще раньше, когда Лэйярд копал в Нимруде, он время от времени наезжал в Куюнджик. Ему удалось перед самым отъездом в Англию отрыть дворцовые ворота с крылатыми гигантами по бокам и несколько комнат, сильно пострадавших от огня. Здесь и была Ниневия. Та самая Ниневия, которая так славилась в древности и которую столь тщетно искали Рич, Ботта, да и сам Лэйярд. И — удивительное дело — он наткнулся на нее совершенно случайно, без особых усилий, во время пробных раскопок.
Казалось, надо воспользоваться такой удачей и сразу же копать дальше. Но более важные служебные дела заставили его покинуть Мосул.
Вторая экспедиция Лэйярда была лучше организована. На этот раз у него было много денег и имелся хороший помощник — Г. Рассам. Во время отсутствия Лэйярда он бдительно охранял Нимруд и Куюнджик от проникновения французов. Несколько нанятых им рабочих постоянно копались в руинах, создавая видимость археологических раскопок, чтобы другие не вздумали туда соваться.
Всюду, куда ни проникали археологи, виднелись следы страшного опустошения. Остатки обуглившегося дерева, полуразрушенные стены, рассыпающиеся в порошок от одного прикосновения алебастровые плиты — всё это свидетельствовало о грандиозном пожаре, некогда бушевавшем в этих залах, комнатах, коридорах. И невольно вспоминалась картина разрушения Ниневии, столь красочно нарисованная древним автором:
«Несется конница, сверкает меч и блестят копья; убитых множество и груды трупов, — нет конца трупам… Разорена Ниневия, кто пожалеет о ней?»
Опустошение было столь страшным, что уже через двести лет люди забыли местонахождение этого огромного прежде города. Греческий историк Ксенофонт, проходивший через эту местность, даже не упоминает ее имени.
У римского писателя Лукиана, жившего во II веке, есть такой диалог. Перевозчик просит показать ему знаменитые города древности — Ниневию и Вавилон. На это последовал ответ:
«Ниневия, перевозчик, погибла и следа от нее не осталось; да и не сказать тебе, где она была…»
Археологи углубляются в развалины сгоревшего дворца.
Вот еще две небольшие комнаты, заваленные землею, мусором и щебнем. Пол их устлан толстым слоем битого кирпича. В него уходит нога выше щиколотки. Лэйярд поднимает один осколок, — на нем отчетливо виднеются какие-то письмена. Он поднимает второй, — и на нем клинописные знаки точно такие же, как на барельефах. Лэйярд поднимает наугад третий, четвертый, пятый обломок — они исписаны с обеих сторон. Это даже не обломки, а крохотные плитки — квадратные и прямоугольные, плоские и выпуклые. Бочкообразные цилиндры чередуются с табличками, похожими на сердце или маслину, светложелтые с темнокоричневыми, красные с почти черными. Это был сплошной пласт глиняных табличек разных форм, цветов и размеров, почти в полметра толщиною.
Всё же, пожалуй, в большинстве своем это обломки. Только маленькие таблички сравнительно хорошо сохранились, большие же разбились на множество кусков. Это ясно видно по причудливым линиям изломов.
Что делать с этой грудой битого кирпича? Куда его девать?
Лэйярд решил набрать несколько корзин обломков и плиток и направить их в Британский музей.
Фасад Ниневийского дворца. Реконструкция.
Спустя несколько лет Рассам, сменивший Лэйярда, наткнулся на такие же пласты глиняных табличек в другом конце куюнджикского холма. Это было другое здание, лучшее из всех раскопанных ранее.
В длинном и узком зале, на стенах которого были живописные изображения охоты на львов, валялись тысячи глиняных кирпичиков, испещренных клинописью. С изумлением остановился Рассам перед изваянием смертельно раненной львицы. В тело ее вонзились стрелы, перебит позвоночник, волочатся по земле парализованные задние лапы. Но обезумевший от боли зверь, собрав последние силы, готовится к прыжку. Художник с поразительным мастерством схватил и передал позу животного, каждый его мускул, ярость, предсмертные страдания.
А вот другой барельеф: всадник в сопровождении свиты преследует льва. Уже натянут лук, и через мгновение стрела, направленная умелой рукой, настигнет свою жертву.
Царская охота на льва. Деталь ассирийского барельефа.
Барельефы сменяют друг друга, и всюду те же охотничьи сцены, но глаз не устает любоваться ими. Художник, из-под чьего резца вышли эти дивные изображения львов, гончих собак, лошадей, охотников, обладал неисчерпаемой фантазией. Один и тот же сюжет он мог без конца разнообразить, ни в чем ни разу не повторяясь. Он сумел в мертвый камень вдохнуть искру жизни.
Умирающая львица, пронзенная стрелами и истекающая кровью. Деталь ассирийского барельефа.
Какую ценность после таких прекрасных находок могли представить груды глиняных табличек, в большинстве своем разбитых, перемешанных с землею и мусором? Понятно, что ими почти не занимались. Их не собирали, не сортировали, не очищали даже от земли. Не до них было тогда Рассаму.
