Глазами волка - [50]

Ихневмон осторожно обошёл мраморную громадину и проскользнул в задние комнаты.

Сагилл сидел, склонившись над свитком. Язык пламени в светильнике горел спокойно и ровно, похожий на лезвие. Ифито в комнате не было, и без неё вся обстановка казалась строгой и торжественной.

Ихневмон разглядел, что свиток написан гераклейским письмом.

— Что такое?— поинтересовался энарей.

— Тут спокойно и тихо,— ответил Ихневмон,— Я лучше здесь постою, пока моих друзей судят.

— Настоящие философы, Ихневмон, не прятались от жизни,— заметил Сагилл,— Ты узнаешь это, когда подрастёшь и прочтёшь чуть больше свитков, чем проходят в схолиях. Мудрый Селевк исправил законы города Локри, Харид написал новые законы для Регии, Архит работал для тарентян, а Солон, что не знал меры ни в речах, ни в разврате, — в Атенах, самом известном из городов. Биант и Фалес составили морские карты для Милета, а Анаксимандр помог основать Аполлонию. Про дела Хилона Лакедемонянина и Клеобула Родосского даже ты знаешь. Отважного Ксенофонта тоже называют мудрецом, а его наставник участвовал в трёх битвах. В старых свитках философами называют Перикла, Эпиминонда, Фокиона, Аристида, Эфиальта… Там, где демократия, философы заседают в собраниях, а при царях — стремятся стать советниками или наставниками наследников. 

— Откуда вы всё это знаете?

— Такие удивительные вещи пишут в старых книгах…— с улыбкой ответил Сагилл,— Видишь, я — иноземец, скиф, и даже при моей должности приходится учиться. Вот и узнаёшь истины, которые забыли даже сами гераклейцы.

— Разве философу недостаточно просто быть разумным?— осведомился Ихневмон,— Я не знаю, но я слышать.

— Достаточно разумно говорить может любой, кто прослушал курс риторики. А вот разумно поступать…— энарей развёл руками,— Я не знаю ни одного, кто продержался бы хотя бы сутки. Даже под пытками дольше держатся...

— Так что там с философами?

— А то с философами, что раньше, когда философы были настоящими, они добивались своего и мудростью, и оружием.

— Спасибо,— Ихневмон поклонился и выбежал наружу.

Сагилл подумал, что зря в городах не приносят благодарственных жертв. Хотя бы сыром. Во-первых, энарей любил сыр. Во-вторых, если бы сейчас Ихневмон побежал добывать сыр, у мальчишки было бы меньше шансов влипнуть в историю…

51

Тем временем на площади продолжались дебаты.

— У скифов есть поговорка: добывать богатство кровью веселей, чем добывать его потом,— продолжал Аполлонид,— Таков нрав этого народа. Есть среди них, конечно, мужи достойные, вроде философа Анахарсиса или многоуважаемого провидца Сагилла. Но пускать в наши стены скифскую бедноту, чтобы она защищала город — это всё равно, что приглашать волка стеречь овец. Вы помните, чем это закончилось в Меотии? Царь скифов женился на вдовствующей царице, и если бы принц-наследник не поотрубал им головы, сейчас на пантикапейской агоре паслись бы скифские кони. Но в Меотии — монархия, её подданые привыкли терпеть любую царскую глупость. А можем ли мы, свободные граждане, допустить, чтобы скифы разгромили город изнутри ещё раньше, чем их царь Палак ворвётся в него снаружи?

— Он нам не царь!— закричал Маэс,— Не надо в нас Палаком тыкать! Мы вольные скифы!

—  Вас, вольных, надо в рабство продать!— закричал в ответ Аполлонид. Он был настолько возбуждён, что не заметил даже нарушения регламента,— Раз сами за собой уследить не можете, пусть вас хозяева бичами воспитывают!

— Тихо, тихо,— произнёс старческий голос. Негромкий, он, однако, сразу установил тишину. Было заметно, что хозяин голоса привык командовать.

Это был старик-басилевс.

Лик проталкивался вперёд. Наступал решительный момент сражения. Самые отважные должны быть в первом ряду.

— Конечно, случилось ужасное,— продолжал басилевс,— Драки у нас бывают, это издержки демократии. Но пожаров не было. Мы стиснуты стенами, мы не можем играть с огнём. Одни предлагают вас просто убить.

— Мы будем защищаться!— крикнул Маэс.

— Мы это учтём… Есть и другое мнение — не посягать на вашу жизнь, но изгнать вас за стены, в привычную степь, раз вы в городе жить не научились. Нужно найти решение, пригодное для всех.

— Я не произносил присягу,— заговорил Маэс,— мне не позволили. Но я стараюсь ей следовать, Я не вступал в заговор ни против общины херсонеситов, ни против кого-либо из сограждан; Напомню и вам, демиурги и члены совета, что вы обещали служить как можно лучше и справедливее для города и граждан. А теперь ответьте, — откуда у тех, кто на нас напал, зажигательная смесь, которую пришлось тушить уксусом? Разве не должна она храниться в арсенале под бдительной стражей?

Тревожный ропот прокатился по толпе.

Лик перевёл взгляд на Евдокса. Тот молча следил за процессом, не подавая ни вида, ни голоса.

— Это мы выясним,— ответил басилевс,— Но сначала закончим с вашим преступлением и решить, что с вами делать.

— Но мы ни в чём не виноваты!

— А мы не устанавливаем вину. Мы выносим решение, удобное для жителей города. И нам надо определиться с этим решением. Если ты знаешь что-то, что может повлиять на наше решение — сообщи. А не перебивай старшего.

Маэс замялся. Но друг пришёл ему на помощь.