Глаза Фемиды - [12]

Естественно, что Владимир чувствовал себя вполне желанным, когда с пухлым батоном «овчинорубленной» в руках он нажал на кнопку звонка на двери бывшей клиентки. К его ужасу, в распахнув­шемся проеме возникла не розовая шейка и кудри Александры, а во­лосатая грудь и лысина детины с плечами едва не заполнившими весь проем. «Чего надо?» - подозрительно оглядел он визитера. «Колбасу принес!» - от неожиданности едва нашелся Владимир. «Шура! Тут какой-то мозгляк тебе колбасу принес!» - угрожающе прогудел во­лосатый вглубь коридора. «Возьми ее, Степа, - тревожно пропела с кухни его верная жена. - Я ее тебе сейчас с яичками пожарю. «Степа завладел колбасой и поинтересовался на всякий случай: «Деньги да­вать?» «Уже уплачено», - успокоила супруга Шура. «Ну все - гуляй!» - посоветовал на прощание волосатый нашему дон-жуану и захлоп­нул дверь перед носом.

Приключения подобного рода хоть как-то нарушали серую пелену однообразных будней. В обычные дни, как и другие адвокаты, Ро­манов тянул рутинную лямку, выигрывал и проигрывал процессы, временами загуливал от жены, но тем не менее регулярно делился с ней большей частью зарплаты и неучитываемых адвокатских гонора­ров. Получаемые от Романова субсидии позволяли его драгоценной супруге довольно сносно содержать семейство, принимать гостей и являться свету, без отрыва от семьи и кухни заочно заканчивать юри­дический институт и поносить своего непутевого хорошо поставлен­ным голосом.

Что, впрочем, не мешало Романову восхищаться своей Ниночкой, превозносить ее в кругу приятелей и исподволь втягивать ее в юри­дическую практику и соответствующие ее будущей профессии круги. Впрочем, Ниночка и сама была, ну абсолютно, не промах. Что голос, что глаза, что фигура. А уж энергии - той хоть отбавляй. Излишек энергии - это, конечно, хорошо, когда в мирных целях. А если, из­бави бог, наоборот? Вдруг эта лавина обрушится на перевоспитание ближнего, что тогда? Тогда - быть беде, плохо придется и ближнему, и ближним ближнего и тем, что рядом. Эти строки никогда бы не были написаны, если бы звезды в гороскопе Владимира Романова не сложились в фигу или еще худшее сочетание, которое побудило его Ниночку заняться перевоспитанием мужа. От добра - добра не ищут, а ученого учить — только портить. Народная мудрость для кого хо­чешь истина, только не для Ниночки. Тем более, что Володя и сам до­пустил ряд оплошностей, можно сказать - проступков, давших женке повод развернуть наступательные действия. Как уже упоминалось, Нина была студенткой-заочницей. А раз так, то два раза в году, не до­веряя детишек вечно занятому мужу, она оставляла их на попечение отдельно проживающей в частном домике с садом матери, а сама от­бывала для сдачи очередной сессии. Надо ли говорить, что на воле и без надзора Владимир резвился как котенок. Точнее - как котик. Мар­товский. Несмотря на свое высшее юридическое образование, Воло­дя о конспирации как следует не задумывался и следов не заметал в самом буквальном смысле этого слова.

Однажды, по возвращении с сессии, пытаясь навести порядок в подзапущенной Вовочкой квартире, Нина намела из всех углов и, главным образом, из-под кровати целую горсть женских дешевых бус. «Что это?» - грозно сдвинула брови Нина. - «Бусы, - не моргнул глазом бывалый адвокат. - Но я тут не при чем.» - «А кто при чем?» - продолжала допрос с пристрастием Нина. - «Женька, брат из отпуска с югов с женой заезжал», - экспромтом соврал Романов. «Так он же не женат!» - засомневалась супруга. «Откуда мне знать, - пожал пле­чами Володя. - Говорит, что женился. Я что - паспорт у брата прове­рять должен? А потом у них, геологов, и не разберешь - кто женился, кто подженился и кто на ком женат».

«У адвокатов тоже», - слегка успокоилась Нина, но засечку на па­мять в уме сделала. И стала за мужем примечать. Как-то вечерком, когда Вовочка по старой флотской привычке к порядку мыл кухон­ную посуду, Нинель придралась к мужу и устроила семейную стыч­ку. В конце обоюдной нервотрепки, она заявила что уходит к маме и хлопнула дверью. Хлопнуть-то хлопнула, но из квартиры не вы­шла, а на цыпочках пробралась на балкон и спряталась за открытой дверью. Стоял конец августа и на дворе царила кромешная темнота. Тем временем Володя домыл посуду, снял мокрый фартук, покормил котенка и затосковал в одиночестве. Я подозреваю, что адвокаты (как и артисты) вообще так устроены, что сколько-нибудь длительное пре­бывание в одиночестве и в отрыве от аудитории, способной по досто­инству ценить красноречие и артистизм, вызывает у них депрессию, желание выпить и нервный срыв, от которого способна спасти только женщина. А поскольку нервные клетки не восстанавливаются, семей­ный скандал следовало компенсировать чем-нибудь приятным, по­скольку жизнь одна и клин клином вышибают. «Подбивать клинья» наш адвокат умел мастерски и недостатка объектов для их подбива­ния не испытывал. Не особенно раздумывая, он подсел к телефону и по памяти набирая номера, поболтал сначала с одной, потом с другой, третьей абонентками, пока не нашел свободную на текущий вечер. В беспечности примеряя свежую рубашку, он уловил в зеркале, как колыхнулась балконная портьера, и из-за нее выступила полыхающая глазами Горгоны супруга. На этом бы и конец семье, но недаром в студенчестве Володя играл в теннис - реакция сохранилась. Не дав женушке раскрыть рта, он широко улыбнулся ей навстречу: «А здо­рово я разыграл тебя, Нина? Знать будешь, как мужика одного в квар­тире бросать».