Главный врач - [72]

— Тише, собачка, тише. Сейчас мы сделаем себе постель и будем спать вдвоем. Ты хочешь спать?

Собака лизнула ее в лицо.

Наконец, нора была расширена. Марина забралась поглубже и свернулась комочком. Собака лизнула ей пятку.

— Иди сюда, собачка. Иди ко мне.

Собака протиснулась, легла рядом, повозилась немного и затихла. Марина обняла ее и не заметила, как уснула.

Ей снилось, что она дома, совсем маленькая. Что в комнате тепло и уютно. Отец вернулся с работы, собирается ужинать. Подошел к ней, постоял, потом укрыл ей ноги маминой беличьей шубкой. Шубка старенькая, латаная. Но мех на ней все равно мягкий. И сейчас ногам тепло. Отец сидит за столом, накинув на плечи шинель, и что-то пишет. Ей не хочется просыпаться. Тепло от ног разливается по всему телу тихой радостью.

Ее разбудил громкий голос.

— А ну-ка вылазь!

Она втянула ноги поглубже.

— Вылазь, вылазь!

Собака зарычала, потом громко залаяла. Марина погладила ее.

— Тихо, собачка, тихо.

Она стала выбираться из норы.

Собака выбежала раньше и стала лаять на высокого широкоплечего парня в яловых сапогах, туго стянутой в поясе гимнастерке и пилотке со звездочкой. Это и был Никишин.

«Медаль он правильно получил. Медаль он получил по заслугам», — вспомнил Алексей слова Гервасия Саввича. И свой ответ на эти слова он тоже вспомнил: «Сказки все это!» Выходит, не сказки. Выходит — правда.

Почему эта правда так неприятна? Потому что Никишин жалобу писал?..

Алексею вдруг захотелось рассказать Марине обо всем — и о жалобе, и о ночных пирушках Никишина с хулиганами, и о всех передрягах. Но вместо этого он стал рассказывать, как Никишин, рискуя жизнью, спас Чернышева. Потом о Чернышеве — как этот человек переборол смерть, преодолел инвалидность, все дни чем-то занят, возится с радиоприемниками, вместе со Стельмахом ремонтирует физиотерапевтические аппараты, конструирует новые. Затем стал рассказывать о Стельмахе, о его ранениях, о последней операции, о своей поездке в Москву. О том, как звонил на студию, надеясь поговорить с Лилей Брегман, о профессоре Хорине, о том, как тот советовал обязательно описать и опубликовать в научном журнале историю Чернышева, потому что это редкий случай в медицине, очень редкий.

— А вы написали? — поинтересовалась Марина.

— Нет, надо еще подождать. Но я напишу. Обязательно напишу.

Архиповна принесла телеграмму. Только что доставили.

— Леонид Карпович и Ася поздравляют с праздником, — сказал Корепанов. — И вам привет, Марина Андреевна.

— Это очень мило с их стороны, — с явным безразличием заметила Марина.

— Да, я совсем забыл спросить, как вам понравились мои друзья?

— Они мне совсем не понравились, — сказала Марина.

— Почему? — удивился Корепанов.

— Они вам не друзья. Даже Ася Викторовна. В тот вечер мне больше всех понравился Олесь Петрович. И знаете почему? Потому что в любом случае вы можете знать, как он поступит. А как поступит в том или ином случае Леонид Карпович или ваша Ася — надо гадать.

— А как поступит в том или ином случае Никишин, вы могли бы предсказать?

— Нет, — улыбнулась Марина. — Но здесь — совсем другое. — Она вдруг рассмеялась. — Помню такой случай. Однажды во время ужина повар отказал Никишину в дополнительной порции: «Сам без ужина остаюсь». Никишин швырнул в него свой котелок и ушел. Командир батальона потребовал Андрея к себе «на расправу», а тот исчез, как в воду канул. Все решили — сбежал.

Потому что за драки у нас взыскивали строго. Могли и расстрелять. Вернулся Андрей около полуночи. Пригнал немецкого каптера с двумя ведрами каши. Для повара. Чтоб с голоду не подох… Никишин, конечно, может многое натворить. Но за друга он пойдет в огонь и в воду. Жизни своей не пожалеет. Это я знаю. А смогут ли эти ваши друзья так?

— Давайте не будем о них.

— Хорошо, не будем, — согласилась Марина.

3

Второй день праздника тоже выдался хороший, солнечный. Они катались на лодке. Алексей учил Марину грести. Потом они долго бродили по ночным ярко освещенным улицам, болтали бог весть о чем — о парусном спорте и рыбной ловле, об операциях на легких, пьесах Горького и странностях режиссера областного театра.

К ним привязался черный лохматый щенок с уморительно добродушной мордой.

— Симпатичный щен, — сказал Корепанов.

— Знаете, как бы я назвала его? — спросила Марина. — Магомет.

— Магомет! — окликнул собаку Корепанов.

Щенок присел на тротуар и захлопал мохнатым хвостом по асфальту.

— Я, пожалуй, заберу его к себе, — сказал Корепанов.

— Я ожидала, что вы это скажете, — улыбнулась Марина. — Он будет верно служить вам, этот Магомет.

Алексей вернулся домой около полуночи, счастливый, что так хорошо прошли праздничные дни.

По больнице дежурила Вербовая. Алексей зашел к ней, узнал, что ничего особенного не случилось, только Никишина до сих пор нет. Корепанов позвонил в отделение, спросил, не вернулся ли Никишин. Сестра сказала, что еще не вернулся, и добавила:

— Не волнуйтесь, Алексей Платонович. Это ведь не впервые. Придет.

Алексей попросил завтра же утром подать рапорт о нарушении режима.

— Что-то надо бы делать с ним, с этим Никишиным, — сказала Вербовая. — Днем самогон принес — больных напоил, а сейчас вот опять ушел куда-то.