Гладиатор - [37]

— Поехали, зайка.

И он ввел ему средний палец до основания, с натугой протискиваясь в сухое сжатое колечко. Омега взвыл. А Далат продолжал вводить палец, имитируя собственные движения, пока маленький вход немного не раскрылся и не выпустил немного влаги. Он облизал шею омеги сзади, заставив того затрепетать, прикусил плечо, будто примеряясь, и, решив, что этого достаточно, иначе парень не усвоит урок, он отпустил волосы, придавливая его к песку и заставляя анус мальчика раскрыться словно розовый бутон.

Опустив руки на худенькие бёдра, он развел большими пальцами ягодицы и приставил налившуюся, темную от крови, головку к розовому входу омежки.

Он ворвался со всей силой, проталкиваясь вперед до основания и заставляя Офиару вопить от боли. Парнишка выгнулся, шире разводя ноги и впиваясь пальцами в песок.

Далат в упоении чувствовал, как его дрожащий от возбуждения фаллос пульсирует в обволакивающем жаре узкого прохода. Это было божественно. И он знал, как продлить удовольствие.

Мощными, раскатистыми толчками во всю длину, он бился о ягодицы омеги, грубо растягивая парня под себя, ибо только это он будет знать всю свою жизнь, потому пусть привыкает сразу. С каждым новым броском, тугое, треснувшее кровью колечко сдавливало налившийся, стальной от желания фаллос, доставляя альфе невообразимое удовольствие. Еще и еще, глубже, жестче Далат вталкивался в маленькое тело, удовлетворяя сумасшедшую похоть, что накопилась в сильном теле, и что не могли сжечь ни бои, ни тренировки. Наконец-то он имел свою пару так, как нужно, так, как хотелось. Так, как настоящий альфа подчиняет слабую половину.

Еще немного, и альфа почувствовал, что на пике. Вогнав член по самые яйца, он кончил, изливаясь в глубину парнишки и закусывая нежную кожу у шеи со всей силой, так чтобы его метка осталась глубоким шрамом. Офиару протяжно заскулил, сил кричать не было, он был абсолютно беспомощен, позволяя альфе делать со своим телом все, что угодно.

Далат накрыл парня, замерев внутри и давая своему семени выплеснуться до капли. Он не лег сверху, боясь раздавить омегу, а так и стоял на кулаках над ним, словно нерушимое здание, что убережет его от любых ураганов. Он почувствовал, как у основания разрастается давление и повторные судороги оргазма прошили тело. Впервые Далат хотел завязать с кем-то узел и не стал противиться инстинктам. Офиару под ним заскулил, но не от боли.

Альфа просунул руку под грудью распластавшегося без сил омежки и притянул к себе, заваливаясь на спину и кладя свое сокровище сверху. Ощущение наполненности и целостности накрывало волнами. Альфа провел рукой вдоль тела омеги и, отыскав полувозбуждённый от узла член, стал массировать в огромной руке. Возбуждение усилилось, а парнишка заерзал. Далат лизал кровавый укус, поднимался до уха и легонько тянул зубами мочку, почувствовав жар омеги, он ускорил движения, всунул указательный палец в рот Офиару, имитируя собственный ритм и заводя омегу сильнее.

Резко надрачивая небольшой член, он еще немного помучил парнишку, а затем слегка сжал по всей длине, позволяя мальчику выплеснуться со вздохом удовольствия. Омега закусил его палец, отчего альфа возбужденно вздрогнул. Это было очень приятно.

Едва живое от ощущений сердечко омеги колотилось внутри, входя в резонанс с огромным сердцем Далата. Они были одним целым, одним существом…

Прошлое

Далат сам принес мальчика домой, не доверив ценное тело ни одному из рабов. Обмыв его и завернув в простынь, он отнес его на кровать и уложил рядом с собой. После сцепки он ни разу не просыпался, даже когда рабы забрали их на лодке обратно, на другой берег.

Замерев рядом, альфа тихонько касался личика Офиару. Его тонкие черты, белоснежная кожа, детский изгиб губ сводили Далата с ума. Он понятия не имел, что именно так альфа реагирует на истинную пару. Словно все в мире перевернулось, и самым важным стало крохотное тельце, завернутое в белую простынку, будто в кокон.

Запах, исходивший от мальчишки, изменился, покорившись искомому процессу, навсегда связывая их вместе.

— Ты прекрасен.

Ресницы вздрогнули и светло-серые глаза уставились на альфу.

— Сильно болит?

Краюшки оголённых плеч вздрогнули.

— Ненавидишь меня?

Офиару отвел глаза.

— Не знаю… с одной стороны, то, что ты сделал, ужасно… а с другой, я будто во сне. Я, наверное, испорченный, но мне было хорошо, — кровь коснулась щек омеги. — И в груди так тепло, словно я дома.

Каждое слово омеги приносило удовлетворение и спокойствие. Будто всё наконец стало на свои места. Далат помолчал еще несколько минут, гладя омежку по голове, касаясь шелковистых волос, проводя рукой вдоль тела, отчего паренек прикрывал глаза и, кажется, пытался сдержать улыбку удовольствия от согревающих сердце ласк.

— Офиару, — привлекая внимание мальчишки начал Далат. Пусть природа омеги сдалась на милость альфе, но для генерала было важным установить доверие между ними, а для этого ему нужно было знать…

— Расскажи мне о себе.

Мальчик слегка напрягся и задумался.

— Скажи, ты меня теперь никогда не отпустишь?

— Никогда, — мягко, но без пауз ответил альфа.

— Я из Лотарингии, и там остался папа и брат. Я не видел их уже очень давно… — грустно протянул Офиару, и глаза его заволокло жидким стеклом. Если альфа его не собирается отпускать, то как же он снова увидит семью?