Гидеон из Девятого дома - [119]

На одной из миленьких картинок на стене виднелась – прямо поверх цветущего дерева – свежая краска. Черные буквы в добрый фут высотой гласили

ВЫ НАМ ЛГАЛИ

Кто-то плакал, медленно и уныло, как человек, который ревет уже много часов и просто не знает, как прекратить.

А в центре комнаты сидела Ианта. Она устроилась на пухлой древней подушке, как королева. Бледно-золотое платье покрывали брызги крови – очевидно, это входило в моду, – а светлые волосы от крови совсем слиплись. Она дрожала так, что ее всю трясло, а зрачки до того расширились, что через них можно было шаттл провести.

– Привет, друзья, – сказала она.

Источник плача обнаружился быстро, стоило только пройти чуть вперед. Рядом с мраморной панелью свернулась Коронабет, обхватив руками колени и раскачиваясь взад и вперед. Рядом с ней на полу…

– Да, – сказала Ианта, – мой рыцарь мертв, я его убила. Не поймите меня неверно, это не признание.

Набериус Терн валялся на полу в неуклюжей позе. Лицо у него было страшно удивленное. Белки глаз казались слишком светлыми, но, если не считать этого, он выглядел идеально причесанным и совершенно живым. Губы были чуть приоткрыты, как будто он собирался в любое мгновение потребовать объяснений.

Все застыли как вкопанные.

Только Паламеду хватило присутствия духа, чтобы подойти ближе: он обошел Ианту по широкой дуге и приблизился к застывающему на полу рыцарю. На груди у него краснели пятна крови, а в рубашке зияла огромная дыра. Клинок вошел в спину. Паламед наклонился, почему-то скривился и опустил трупу веки.

– Она права. Он мертв.

При этих словах Сайлас и Колум пришли в себя. Колум прыгнул вперед, но Ианта вдруг душераздирающе засмеялась. Смех вышел колючий.

– Восьмой! Убери клинок! Боже, Восьмой, я тебя не трону.

Ианта вдруг тоже подтянула колени к груди и завыла тихо и жалобно, как будто у нее сильно болел живот. Выходило почти смешно.

– Не так я себе это представляла, – сказала она наконец, стуча зубами. – Ладно, скажу вам. Я выиграла.

– Принцесса, никто из нас не разговаривает с безумцами, – медленно сказала Гидеон.

– Между прочим, обидно. – Ианта вдруг зевнула. При этом зубы ее снова застучали, она прикусила язык, вскрикнула и сплюнула на пол. От кровавого плевка поднялась тоненькая струйка дыма. Все уставились на это.

– Признаю, это неприятно, – задумчиво сказала она, – я распланировала всю свою речь, я собиралась похвалиться чем-нибудь, что вы поняли бы. Ваши ключи мне не понадобились, и ваши секреты тоже. Я всегда была лучше вас всех, и никто из вас не заметил, никто никогда не замечает, это мое счастье и моя беда. Почему я так хороша в том, что я делаю? Хоть ты заметила, гадкий мелкий Девятый гоблин? Хоть что-нибудь?

Гадкий мелкий Девятый гоблин смотрел на нее, плотно сжав губы. Она чуть отодвинулась от Гидеон, придвинулась ближе к плите с теоремой и без всякого смущения принялась ее разглядывать.

– Ты знала об оживленном трупе, – сказала Харроу, – ты знала, что это невозможно.

– Да-а-а. Я знала, что передача энергии не складывается. Ни одна из танергетических меток в этой башне не сочеталась с другой… пока я не поняла, к чему нас всех ведут. Что пытаются нам сказать ликторы прошлого. Вы же знаете, что передача энергии – моя специализация… особенно крупномасштабная. Теория Воскрешения. Я изучала, что именно случилось, когда наш Всемилостивый Господь собрал мертвые и умирающие Дома и вернул их к жизни много лет назад… какую цену ему пришлось заплатить. Что можно было отдать взамен, душу целой планеты? Что происходит, когда планета умирает?

– Ты оккультист, – сказал Паламед, – пограничная магичка. Я думал, что ты анимафилик.

– Это показное, – ответила Ианта, – меня интересует пространство между жизнью и смертью… пространство между освобождением и исчезновением. Другой берег реки. Куда уходят души, когда отделяются от тела… где обитает то, что пожирает нас.

– В твоей формулировке это куда интереснее, чем на самом деле, – заметила Харроу.

– Прекрати делать вид, будто ничего, кроме костей, не существует, – отрезала Ианта, закашлялась и дико засмеялась. Закрыла глаза и уронила голову. Когда глаза снова открылись, зрачка в них не было, только чудовищная белизна глазного яблока. Ианта закричала, и все вздрогнули. Она снова зажмурилась и отчаянно потрясла головой. Открыв глаза, она задышала так, как будто только что пробежала марафон. Дергаться Гидеон уже надоедало.

Свой обычный цвет глаза утратили. Под веками горела мешанина бурых, багровых и синих пятен. Ианта в третий раз закрыла глаза, и когда бледные ресницы опять поднялись, они открыли прежний бледный аметист.

Паламед подошел к стене за Иантой. Она не обернулась и даже, кажется, не заметила его. Просто съежилась, сжалась в комок. За спиной у Секстуса чернели буквы: «ВЫ НАМ ЛГАЛИ».

– Шаг первый, – сказала она нараспев, – сохраните душу, не тронув интеллекта и память. Шаг второй: проанализируйте ее, поймите ее структуру и форму. Шаг третий: заберите ее и впитайте. Вложите ее в себя, не поглощая.

– Твою мать, – очень тихо сказала Харроу. Она подошла к Гидеон и сунула свой дневник в карман. – Мегатеорема.