Гидеон из Девятого дома - [121]

Колум снова открыл глаза.

– Сайлас… – начал он.

– Когда-нибудь, Колум, я тебя прощу, – заявил его дядюшка, поджав губы, – за то, что ты подумал, будто я могу поддаться этому искушению. Ты мне веришь?

– Хотел бы верить, – нервно ответил племянник, глядя в никуда. Беспалая рука на щите дрогнула: – Видит бог, я хотел бы верить.

– Да брось, – презрительно сказала Ианта, – ты бы выпил его до дна, если бы думал, что это сохранит твою добродетель нетронутой. А это то же самое, только более человечное.

– Не смей больше со мной говорить, – ответил Сайлас, – я объявляю тебя еретичкой, Ианта Тридентариус, я приговариваю тебя к смерти. Рыцаря твоего больше нет, и ты должна выступить за него. Примирись со своим Домом и императором, потому что я клянусь Царем неумирающим, что ты больше не найдешь мира в этой жизни, ни на одной из планет, куда бы ты ни отправилась. Брат Эшт…

– Октакисерон, прекрати, – сказала Харроу, – сейчас не время.

– Я все здесь выжгу, Девятая, лишь бы Дома не узнали, как мы опозорились, – ответил Сайлас. Его рыцарь обнажил клинок и сжал щит мозолистыми пальцами. Он выступил вперед. На лице его было написано что-то, настолько похожее на облегчение, что Гидеон не совсем поняла, в чем дело.

– Колум из Восьмого дома. Не щадить, – велел адепт.

– Остановите его, кто-нибудь, – сказала Ианта, – Шестой, Девятая. Я не хочу, чтобы лилась кровь. Ну, чтобы она и дальше лилась.

– Октакисерон, ты дурак, что ли… – заговорила Харроу, а Камилла сказала:

– Все назад.

Но Колум Эшт не отступил. Он шел к Ианте, будто волк, загоняющий овцу. Двигался он невероятно быстро для такого большого и нелепого на вид человека, и он ударил с такой силой, что Ианта должна была отлететь к стене, как выброшенный сэндвич. Ударил он точно и сильно, он не медлил, рука у него не дрогнула и клинок тоже не дрогнул.

Но не медлила и Ианта. Гидеон своими глазами видела, что изящная рапира Третьего дома лежит в луже крови рядом с телом рыцаря, но она неожиданно оказалась в руке принцессы. Она встретила удар Колума простым блоком – и его клинок отлетел в сторону, как будто она не была на голову ниже и в три раза легче соперника. Ианта отскочила легко и уверенно.

Это Набериус Терн увел руку Ианты за спину, это было его движение и его идеальная точная стойка. Странно было видеть движения Набериуса Терна у Ианты Тридентариус, но это были они, вплоть до того, как она держала голову. Колум шагнул вперед и ударил прямо и сверху в ее голые ключицы.

Она увернулась от удара с великолепным мальчишеским презрением и контратаковала. Колуму пришлось постараться. Только тут до Гидеон дошло, что сделала Ианта. Вид некроманта с рапирой в руках, вид призрака, живущего и сражающегося в мясном костюме своего адепта, подтвердил, что Набериус мертв. И что он мертв внутри Ианты. Он не учил ее драться, он просто дрался сам. Это была его мгновенная контратака, его шикарный блок, его точное движение, которым он отбил щит Колума. В нормальных обстоятельствах Гидеон восхитилась бы рыцарем Восьмого дома – он двигался легко, как перышко, а удары при этом были тяжкие, как свинец. Но сейчас ее взгляд был прикован к Ианте, которая двигалась так же, как двигался Набериус, чье тело было гибким, проворным и неуловимым.

Но была тут и одна проблема. Рапира Третьего дома весила не меньше килограмма, а мышечная память Набериуса неидеально действовала с руками Ианты. Частично это компенсировалось силой ее тела, ее локоть застыл на месте, как каменный, но, как бы она ни старалась совладать с рапирой, она все же чуть-чуть не справлялась. Самую малость. Она потела. Посреди неестественно гладкого лба прорезалась морщинка, в глазах металась тревога, а голова чуть болталась, как уже случалось ранее. Она сдавалась, а Колум усиливал напор. Она задрожала, а он поднял ногу и пинком выбил рапиру у нее из руки. Та отлетела к стене, где стоял Паламед, и жалко звякнула о камень. Колум поднял свой клинок.

Принцесса Третьего дома прижала ладонь ко рту, зубами выдрала кусок плоти и выплюнула его в Колума. Ианта исчезла за клубящейся занавесью, жирной, мясной, покрытой неоново-желтыми пузырями и тонкой розовой пленкой. Колум бросился на эту штуку – как будто ударил кирпичную стену. Он лихорадочно бил ее снова и снова, но удары соскальзывали, и наконец он отступил на шаг, тяжело дыша. Там, где стояла некромантка, теперь высился омерзительный полупрозрачный купол из кожи и подкожного жира. Колум немедленно атаковал снова, обрушив на купол свой щит. Раздался гадкий влажный звук, и щит отскочил от упругой стенки. Он изо всех сил ударил рапирой: пузырь плоти порвался и закровоточил, но не сдался.

Гидеон положила одну руку на рукоять рапиры, а вторую вдела в кастет. Тонкие пальцы сомкнулись на ее запястье. Обернувшись, она увидела поджатые губы Харроу.

– Не подходи к ним, – сказала она, – не трогай ее. Даже думать об этом не смей!

Гидеон в отчаянии оглянулась в поисках Шестых, но увидела только Камиллу, спокойную, с мечами в ножнах. Так они все стояли в напряженной тишине, пока Колум кружил у кожаного щита, время от времени проверяя его. Клинок отскакивал от кожи, плоть не поддавалась, и Колум каждый раз коротко кряхтел. Потом Сайлас закрыл глаза и тихо сказал: