— Раздевайся.
— Что?! — вытаращила глаза Рин.
Надзиратель оторвал взгляд от бумаг.
— Протокол для предотвращения обмана. — Он махнул рукой в другой конец комнаты, на надзирательницу. — Ступай с ней.
Рин скрестила руки на груди и подошла к надзирательнице. Та повела ее за ширму, ощупала на предмет того, не засунула ли она куда-нибудь материалы для экзамена, а потом протянула бесформенный синий мешок.
— Надень, — велела она.
— Это точно необходимо?
Рин разделась, стуча зубами. Экзаменационная рубаха оказалась ей велика, пришлось закатать рукава.
— Да. — Надзирательница жестом велела сесть на скамью. — В прошлом году поймали двенадцать студентов с зашитыми в подкладку шпаргалками. Мы принимаем меры предосторожности. Открой рот.
Рин подчинилась.
Надзирательница надавила на язык тонкой палочкой.
— Цвет не изменен, это хорошо. Открой глаза пошире.
— С чего бы кому-то принимать перед экзаменом наркотики? — спросила Рин, пока надзирательница поднимала ее веки.
Та не ответила.
Надзирательница махнула Рин, чтобы шла в коридор, где неровной вереницей выстроились другие потенциальные студенты — с пустыми руками и напряженными лицами. На экзамен они не брали ничего, ведь в кисть тоже можно засунуть скрученные шпаргалки.
— Держите руки так, чтобы мы их видели, — приказал надзиратель, расхаживая перед шеренгой. — Рукава закатать выше локтя. Друг с другом не разговаривать. Если кому-то нужно в туалет, поднимите руку. В дальнем углу зала есть ведро.
— А если приспичит по-большому? — спросил какой-то парень.
Надзиратель смерил его долгим взглядом.
— Экзамен длится двенадцать часов, — извиняющимся тоном добавил парень.
Надзиратель пожал плечами.
— Тогда постарайтесь не шуметь.
Рин слишком волновалась, чтобы позавтракать. Одна мысль о еде вызывала тошноту. Желудок и кишечник были пусты. Лишь разум наполнен, забит безумным количеством математических формул, поэм, научных трактатов и исторических дат, которые предстояло излить на экзаменационный лист. Она была готова.
Аудитория вмещала сотню абитуриентов. Столы выстроены аккуратными рядами по десять в каждом. На каждом столе — толстый экзаменационный буклет, чернильница и кисть для письма.
Во многих провинциях Никана для тысяч абитуриентов каждый год отводили целиком здание городской управы. Но городок Тикани в провинции Петух был всего лишь селом, населенным крестьянами. В Тикани больше нуждались в рабочих руках для полей, чем в отпрысках с университетским образованием. В Тикани для экзамена хватало и одной комнаты.
Рин вошла в нее с другими претендентами и заняла предназначенное ей место. Она задумалась о том, как абитуриенты выглядят сверху — аккуратные квадратики черных волос, одинаковые синие рубахи и коричневые деревянные столы. Представила многочисленные аудитории по всей стране, где все в нервном предвкушении смотрят на водяные часы.
Зубы Рин отбивали безумное стаккато, причем не от холода, и, вероятно, этот звук слышали все остальные. Она стиснула челюсти, но тогда дрожь побежала по рукам и коленям. Кисть для письма тряслась в ладони, разбрызгивая по столу черные кляксы.
Рин сжала кисть покрепче и написала свое имя на титульном листе буклета. «Фан Рунин».
Волновалась не только она. Судя по звукам, в дальних рядах кого-то уже вырвало.
Она стиснула пальцами бледные шрамы от ожогов на запястье и выдохнула. «Сосредоточься».
В углу тихо звякнули водяные часы.
— Начали, — сказал экзаменатор.
Зашелестела сотня экзаменационных буклетов, как будто разом вспорхнула стайка воробьев.
Два года назад, когда регистрационная палата Тикани постановила, что Рин исполнилось четырнадцать, ее вызвали к себе приемные родители.
Такое случалось редко. Обычно Фаны делали вид, что Рин не существует, пока для нее не находилось задания, а потом отдавали приказы, как собачонке. Запри лавку. Развесь белье. Отнеси пакет с опиумом соседям и не вздумай уходить, пока не сдерешь с них вдвое больше той суммы, которую заплатили мы.
В гостевом кресле восседала женщина, которую Рин никогда прежде не видела. Лицо было покрыто толстым слоем чего-то вроде белой рисовой муки, не считая островков цвета на губах и веках. Она была в ярко-лиловом платье с узором из цветов сливы, но фасон годился, скорее, для девушки вдвое моложе. Приземистая фигура переваливалась через боковины кресла, как мешок с зерном.
— Это та самая девочка? — спросила гостья. — Хм. Уж больно смуглая, инспектор и бровью не поведет, если вы слегка не прибавите цену.
У Рин возникло кошмарное подозрение о происходящем.
— Кто вы? — спросила она.
— Сядь, Рин, — велел дядюшка Фан.
Он твердо указал ей на стул. Рин тут же пустилась наутек. Тетушка Фан схватила ее за руку и притащила обратно. Последовала короткая схватка, тетушка Фан одолела Рин и толкнула ее к стулу.
— Я не пойду в бордель! — завопила Рин.
— Она не из борделя, дура, — огрызнулась тетушка Фан. — Сядь. Выкажи хоть каплю уважения свахе Лью.
Сваху Лью это нисколько не побеспокоило, по работе она часто сталкивалась с обвинениями в торговле секс-товаром.
— Тебе очень повезло, милая, — сказала она бодро и с наигранной лаской. — Хочешь узнать почему?
