Гибель отложим на завтра. Дилогия - [211]

Но когда она действительно открыла глаза, то не увидела ничего, кроме пыльной крохотной комнатушки, тускло освещенной лучами уходящего дня.

Не скоро еще затихли рыдания, а когда это случилось, она застыла, сложив голову и руки на коленях. Теперь оставалось только тошнотворное ощущение бессмысленности, безнадежности, одинокости, словно мир опустел, и все утратило важность. Именно из этого состояния ее вырвал робкий голос Отрейи и ее же легкое прикосновение.

— Эй, успокойся. Не плачь, слышишь? Ты же молодая, еще столько дней впереди. Главное, ты сама жива, и твой ребенок будет жить. Ведь ты видела этого царя? Он добрый, он тебя не убьет. Ты заглядывала в его глаза? Честное слово, такие глаза не могут лгать. Его можно полюбить за один только взгляд! Даже не верится, что он и твой муж — родные братья. Такие разные, — голос Отрейи зазвучал мечтательно, но скоро она вернулась к сочувственному тону: — Тебе всего-то и стоит, что выйти на стену и сказать, чтобы войско отступило. И ты освободишься, отправишься куда угодно. Хочешь, останешься в Отерхейне. Или вернешься в эти свои леса. Или попросишься у царя в Илирин. Уверена, он не откажет. А хочешь, я заберу тебя в Эхаскию? Хочешь? Не плачь, у тебя будут еще мужчины, ты снова выйдешь замуж. Конечно, твой муж не будет царем, ведь и в тебе нет царской крови, но мы подберем тебе достаточно богатого, чтобы ты ни в чем не нуждалась, и достаточно молодого, чтобы тебе не было противно. Хочешь, я познакомлю тебя со знатными мужами Эхаскии? Ты подумай, ведь этот твой кхан — не очень добрый человек, есть мужчины лучше. Подумай, может это и хорошо, что он умер?

Шейра пропустила мимо ушей всю эту речь, но последняя фраза все-таки достигла ее слуха. Айсадка резко выбросила вперед руку, врезавшись ладонью в лицо Отрейи. Та громко вскрикнула и, зажимая обеими руками разбитые нос и губы, отползла в угол и уже оттуда, хлюпая кровью, промычала: «Сумасшедшая. Такая же сумасшедшая, как твой муж».

Но Шейра, вновь застыв без движения, этого уже не услышала,

* * *

— Видольд? — окликнул кхан телохранителя, когда перед рассветом откинул полог шатра и вышел, чтобы глотнуть свежего воздуха. Сегодня он проснулся еще до солнца и как ни старался уснуть снова — безрезультатно. Но вот отчего Видольд не спал, а сидел у костра? Телохранитель должен быть отдохнувшим и полным сил, дабы защищать повелителя в бою и не только.

— Видольд! — повторил Элимер и в этот раз воин обернулся. — Почему ты опять не спишь?

— Муки совести, Кхан, не дают мне уснуть, — насмешливо растягивая слова, произнес тот.

— Прекрати глупые шутки! — приказал Элимер, тоже подсаживаясь к огню.

— Я, конечно, слушаюсь, Кхан. Но тогда кто будет тебя смешить и избавлять от чувства собственного величия?

— Если бы я хотел, чтобы меня смешили — завел бы шута, — парировал он.

— А как насчет чувства величия? — улыбнулся воин и тут же, не оставляя правителю времени рассердиться, спросил: — Отчего тебе самому не спится?

— Я не могу спать. Мои мысли сейчас не о моем величии, а о другом. У них, — он кивнул в сторону Антурина, — моя Шейра.

— И что же ты намерен с этим делать?

— Вызволить ее.

— Как?

— Видольд, если бы я знал как, поверь, я спал бы сейчас подобно младенцу. Но я не знаю. И никто другой не знает. Штурмовать крепость нельзя — тогда ее могут убить. Выкрасть? Попробовать можно, но я уверен, что это бесполезно. Аданэй не такой дурак, чтобы оставлять ее без надежной охраны в дюжину воинов. А ты что думаешь? Есть какие-нибудь мысли?

— Нет, Кхан, никаких, — после недолгого молчания покачал головой телохранитель.

— Что ж, значит, выхода нет — придется рискнуть и пойти на штурм.

— Эй-эй, ты бы не торопился. Не смогут же они просидеть в этой крепости вечно, сами вылезут, и штурм не понадобится.

— Вылезут и увезут Шейру с собой? Или убьют? Тебе что же, Видольд, не хочется ее освободить?

— Ну отчего же не хочется? Мне девчонка тоже нравится.

— Кханне.

— Хорошо, пусть кханне. Только ты не волнуйся о ней раньше времени.

— Почему? Иногда мне сложно тебя понять.

— Так это оттого, что негоже нам, простым смертным, занимать думы Великого Кхана.

— Простым смертным? Вообще-то иногда мне кажется, будто ты не так прост…

— Так это ты меня, Кхан, еще пьяным в хлеву да со свиньями не видел! — расхохотался воин.

— И не желаю видеть. Прекрати зубоскалить.

— Я-то прекращу, только тогда мы оба от тоски да тревоги скиснем, — неожиданно серьезно отозвался Видольд. И еще серьезнее добавил: — Сдается мне, ничего дурного твой брат с твоей женой не сделает.

— Откуда знаешь?

— А я не знаю. Просто ощущение такое. А мое чутье, знаешь ли, не раз мне самому жизнь спасало, да и ребятам моим. Еще с той поры, как я разбоем промышлял. Привык я ему доверять, Кхан. И сейчас оно мне говорит, что все само собой сложится.

— Я не могу ждать, пока сложится. Она там, наверное, с ума сходит. Аданэй наверняка поведал ей о моей якобы смерти.

— Да, это плохо. Этак она с тревоги и от бремени раньше времени разрешится…

— Надо как-то ей сообщить.

Видольд помолчал и вдруг воскликнул:

— Дутлы мы с тобой, Кхан! Как есть дутлы! Серые твои на что?!