Гессенская волчица - [112]

Сергей Александрович молча выкурил несколько папирос, одну за другой. Ароматный табачный дым заполнил кабинет.

Канцлер видел, как дрожат пальцы Великого Князя, выдавая его переживания. Наконец тот потушил об серебряную пепельницу недокуренную папиросу.

– Вы правы, Николай Павлович! Абсолютно правы, к сожалению. Я не могу, не имею права оставлять всё это без последствий. А потому мы сейчас же едем в Зимний. Промедление – смерти подобно!

Подняв с ковра скомканный листок, Сергей Александрович аккуратно разгладил его, снова перечитал, а затем положил в кожаную папку.

– Видит Бог, я не хотел этого, – тихо сказал он. – Памятью незабвенного Саши клянусь… Николай не оставил мне выбора. После той печальной истории, когда Николай Константинович похитил бриллианты Александры Иосифовны и был объявлен душевнобольным, ещё не было более мерзкой ситуации в царской семье.

– Ваше Высочество! Я считаю, что крайне необходимо, чтобы полиция срочным образом собрала сведения о всех лицах, которые являются мужеложцами. Тем паче, что очень многие из них даже не скрывают свой порок. И, не взирая на чины и звания, не взирая на положение в обществе, применить к ним всю тяжесть закона. Такие жёсткие меры выбьют почву из-под ног сплетников. Никто не сможет тогда упрекнуть власти, что мы потакаем пороку мужеложцев.

– У Вас есть конкретные фамилии на примете? Боюсь, что могут быть задеты весьма знатные особы. Скандалов не избежать, будут жалобы…

– Зачем же далеко ходить, Ваше Высочество! Думаю, что личность князя Мещерского²⁴⁰ известна всем. В том числе и полиции. Многие ещё помнят ту неприличную историю между Мещерским и графом Келлером²⁴¹ вокруг молодого трубача в 1887 году. Келлер мешал трубачу встречаться с Мещерским, и князь вынудил Келлера подать в отставку, используя свои обширные придворные связи. Проведённое тогда по приказу Вашего покойного батюшки расследование установило, что Мещерский находился в порочной связи с трубачом.

– Господи, сколько же этой скверны у нас развелось? Им что, женщин не хватает?

– Думаю, что немало их развелось… Увы, Ваше Высочество, но придётся заняться очисткой русского общества от этой скверны. Потомки нас не простят, ежели мы позволим испоганить Русь.

* * *

В Зимний дворец ехали молча. Предстоящий разговор с царицей был не просто неприятным, он был за гранью всех норм приличия. Обсуждать с Императрицей всю ту грязь, о которой в приличном обществе не принято даже вспоминать?

Александра Фёдоровна приняла Великого Князя и канцлера без промедления. Несмотря на плохое самочувствие, она была приветлива, и начала разговор с напоминания, что сегодня исполнилось два года с момента её помолвки с милым Ники.

За прошедший год нахождения у власти Императрица не изменилась внешне. Всё та же прекрасная молодая женщина с ярко-синими глазами. Царственная осанка, правильные черты лица, изящная походка, грация, большой ум, огромная начитанность и образованность, прекрасная память и сердечная доброта. Лишь чрезмерная бледность была последствием того, что Аликс редко бывала на свежем воздухе.

Внутренне же Императрица была увлечена одной мыслью – взять на себя крест Екатерины Великой, укрепить государство и искоренить крамолу.

На ходу осваивая ремесло управления огромной страной, она не прекращала учиться. Своим докладчикам царица ставила множество определённых и весьма дельных вопросов, касающихся самого существа предмета, причём входила во все детали и в заключение давала столь же властные, сколь точные указания.

Пятичасовой чай, поданный к столу, оказался весьма кстати. Видя, что Великий Князь не знает, с чего начать разговор, канцлер решился. Отставив чашку, он обратился к Императрице.

– Ваше Величество! Его Высочество из чувства деликатности просил меня доложить о чрезвычайном происшествии, которое напрямую касается как Императорской Фамилии, так и всего государства.

– Что произошло, граф? Вы меня пугаете.

Императрица пристально посмотрела на Сергея Александровича, но тот отвёл глаза.

Игнатьев продолжил:

– Его Императорское Высочество Великий Князь Николай Михайлович распространяет в Яхт-клубе пасквили в отношении Сергея Александровича.

– Что это за пасквили, позвольте узнать?

– Николай Михайлович во всеуслышание обвиняет Сергея Александровича… в содомии… Мало того, он распространяет богомерзкие стихи, вероятно, сочинённые им самим… Ваше Величество, мне передали один из экземпляров, написанный почерком Николая Михайловича, что исключает всякие сомнения в его непричастности к этой грязной истории.

Сергей Александрович раскрыл папку, достал злополучный лист, развернул его и молча передал Императрице. Сам же встал из кресла и подошёл к окну, чтобы не было видно его лица. Прочитав содержимое, Аликс покраснела и брезгливо отбросила листок.

– Что это такое?

– Это те самые мерзкие стихи, которые собственноручно записаны Его Высочеством Николаем Михайловичем. Этот листок мне передал молодой князь Белосельский-Белозерский.

– Николай Павлович! Посоветуйте, как мне поступить, Вы ведь мой канцлер…

– Ваше Императорское Величество! Я не вправе вмешиваться в дела Императорского Дома. И если бы речь шла о женитьбе или же о хищении бриллиантов, как в случае с Великим Князем Николаем Константиновичем, я бы умыл руки. Но в данном случае, боюсь, речь идёт о совершении государственного преступления. Сергей Александрович не просто Главнокомандующий, он председатель Комитета Государственной Обороны, и подобная клевета в отношении его должна быть наказуема. Представьте себе, Ваше Величество, чтобы было, если такой проступок допустил не Великий Князь Николай Михайлович, а любой другой генерал русской армии…