Гессенская волчица - [111]

– Что Вы имеете в виду? – удивлённо спросил канцлер. – Мне кажется, что я знаю всё, что происходит в столице.

– Николай Павлович! Его Высочество Великий Князь Николай Михайлович распространяет среди посетителей Яхт-клуба сведения, порочащие Великого Князя Сергея Александровича! – на едином выдохе произнёс князь.

– Какие же это сведения? – тихо спросил Игнатьев.

Князь замешкался от волнения, но потом собрался с духом и выдавил из себя:

– Великий Князь Николай Михайлович открыто говорит, что будто бы Сергей Александрович… мужеложец… и что именно поэтому у него и Елизаветы Фёдоровны нет детей…

Канцлер вскочил как ошпаренный, с несвойственной его возрасту резвостью буквально выскочил из-за стола. Услышанная новость не могла не вызвать в нём бурю эмоций. Понимая, что это не просто скандал, и что действовать нужно немедленно, граф быстро взял себя в руки.

– Кто ещё, кроме Вас, слышал подобные непотребные высказывания Николая Михайловича? – тихо спросил он. – Кто ещё может подтвердить Ваши слова относительно Его Высочества? Вы ведь понимаете всю тяжесть обвинений…

– Николай Михайлович не только говорит подобное, но он сочинил мерзкое стихотворение про Сергея Александровича. – Князь достал из кармана сложенный вчетверо лист. – Мне случайно попала в руки эта вот бумага, Николай Павлович… Это почерк Великого Князя Николая Михайловича… Никто не знает, что эта бумага у меня. Лакей Яхт-клуба не успел её сжечь и вот теперь…

Канцлер развернул переданный ему листок с подгорелыми краями и стал внимательно читать. Его лицо побагровело от гнева. Прочитав до конца, граф свернул листок, положил его во внутренний карман сюртука.

– Какая мерзость! – пробурчал канцлер. – Господи, чтобы представитель Императорской Фамилии и писал такую мерзость… Князь! Вы должны уяснить, что всё, о чём мы говорили – это государственная тайна! И никто, слышите – никто не должен знать о цели Вашего сегодняшнего визита ко мне. Я буду докладывать Государыне, а уж ей предстоит принимать решение, как поступить в данном случае.

– Слушаюсь, Николай Павлович!

– Какую должность Вы занимаете ныне? – поинтересовался канцлер.

– Я начальник первой дружины в столичном штандарте Добровольной охраны, – ответил князь.

– Ага, то есть примерно командир батальона… Своим мужественным поступком Вы заслужили повышение… Я бы хотел Вас видеть в штабе Добровольной охраны. Но пока я должен заняться неотложными делами. Я вызову Вас, как только появится потребность.

* * *

Карета быстро домчала канцлера к штабу Петербургского военного округа. В кабинет Великого Князя Сергея Александровича Игнатьев буквально ворвался. Без доклада, мимо опешивших адъютантов, которые не решились его останавливать.

Поняв, что случилось что-то экстраординарное, Великий Князь не стал задавать лишних вопросов, а просто предложил гостю кресло. Канцлер достал из кармана злополучный листок со стихотворением и молча передал его в руки Сергея Александровича.

Великий Князь брезгливо развернул документ и стал читать. Прочитав стихотворение, он в ярости скомкал лист и бросил его на пол. Лицо его, всегда бледное, стало ярко-багровым, кончики усов мелко задрожали.

– Как всё это понимать? – закричал Сергей Александрович, поднявшись из-за стола во весь свой рост. – Кто написал эту гадость, Николай Павлович? «Наш великий князь Сергей – педераст известный»!!! Кто посмел оскорбить меня?

Граф медленно встал из кресла. Выдержав паузу, он тихо спросил:

– Разве, Ваше Высочество, Вы не узнаёте почерка Его Высочества Великого Князя Николая Михайловича?

– Этого не может быть! Это вздор! Николай никогда не опустится до подобной мерзости! Вас ввели в заблуждение, граф!

Сергей Александрович, всегда спокойный и выдержанный, был вне себя от бешенства. Его красивое лицо перекосилось от ярости.

– Ваше Императорское Высочество! Я отвечаю за свои слова. Мне очень прискорбно говорить, но Великий Князь Николай Михайлович распространяет в Яхт-клубе сведения относительно Вашего Высочества. Он утверждает, что Вы мужеложец, – тихо, но твёрдо ответил канцлер. – И что именно потому Ваше Высочество не имеет детей. Молодой князь Белосельский-Белозерский был свидетелем таких непотребных высказываний Его Высочества. И ежели провести дознание, то таких свидетелей будет ещё немало.

Сергей Александрович медленно опустился в кресло. Закрыв лицо руками, он воскликнул:

– Господи! Укрепи меня! Я не могу поверить в то, что мой двоюродный брат оказался способен на такое! Великий Князь, который пишет такое непотребство! Это просто немыслимо… Как хорошо, что Саша не дожил до этого дня… В Императорской семье ещё не было такого скандала!

Закурив папиросу, Великий Князь немного успокоился.

– Вы ведь знаете, Николай Павлович, что Господь не дал нам с Эллой детей. И мы несём наш тяжкий крест… Но я никогда не мог помыслить, что кто-то истолкует это наше горе вот так… Так грязно и мерзко… Николай – он просто воткнул нож мне в сердце. Скажите, Николай Павлович, что делать теперь? Как мне дальше жить и служить, если предают родные?

– Ваше Высочество! Я уверен, что мы обязаны обо всём сообщить Государыне. Я не имею права вмешиваться в дела Императорской Фамилии, но я считаю, что Государыня может повлиять на Великого Князя Николая Михайловича. Нужно незамедлительно пресечь все эти мерзкие сплетни, остановить Николая Михайловича, иначе поток слухов просто захлестнёт Петербург. Можем ли мы терпеть такое положение в наше нелёгкое время? Именно сейчас, когда до коронации осталось меньше двух месяцев.