Герой женщин - [8]
Когда прозвучал выстрел (где-то в зарослях, совсем недалеко), Лартиге понял, что оставаться в комнате невыносимо. Он снова набросил плащ, вышел на галерею, замер у входа в соседнюю спальню; прислушался. Там по-прежнему царила тишина. Не дыша, он слегка отодвинул пончо; набрался храбрости и вошел; достаточно было чиркнуть спичкой, чтобы убедиться: комната была пуста. Лартиге зажег свечу и быстро осмотрелся. «Пятен крови нет, — пробормотал он. — Винчестера тоже».
Новый выстрел. Он вспомнил о ружье и пошел за ним. Подумал об их уговоре не брать ружей, когда они ходят поодиночке, но решил, что Верона первый нарушил уговор, а в такую ночь бродить безоружным — непростительная глупость.
Он пойдет теперь в направлении последнего выстрела. «Да, но куда? — спросил он себя и, поколебавшись мгновение, воскликнул: — Стреляли в тростнике». Он побежал, потом пошел медленнее, подумав: «А вдруг он встретит меня выстрелом?» Каким-то образом он оказался в гуще колючих кустов, которые больно царапались. Лицо у него горело огнем. Он пошел назад, отыскивая дорогу к дому, но выбрался не к дому, а к зарослям тростника. «Я окончательно запутался», — подумал он. Раздался еще один выстрел. Обрадовавшись, что теперь-то идет куда надо, он побежал, поскользнулся, упал в лужу. Встал на ноги — мокрый, весь в глине, — перелез через проволоку, продрался сквозь живую изгородь и очутился на открытом месте — в придорожной канаве. Хотя уже рассветало, он не сразу заметил Верону, который сидел неподалеку, на краю канавы, уткнув лицо в руки.
— Что случилось, дон Николас?
— Сами видите.
— А где ваша жена?
— Он увел ее, друг мой, он ее увел. Когда я опомнился, их уже не было.
— Кто ее увел?
— Уму непостижимо: я даже не шевельнулся, думая, что сплю. До сих пор поверить не могу, что это не сон.
— Отчего вы не позвали на помощь? Вдвоем мы бы его одолели.
— Меня опередили, потому нельзя было терять ни минуты. Но вас я звал. Звал как мог. Вы слышали выстрелы? Будь мы вдвоем, все было бы иначе.
— Прочешем заросли?
— Бесполезно. Можете быть уверены, они уже далеко. Чтобы знать, куда они направились, надо сперва найти следы, но на это уже нет времени. Сейчас они наверняка на другом берегу ручья — в Рауче, в Реаль-Аудиенсии, кто знает где.
— Если вы подождете, я поднимусь на мельницу.
— Я с вами.
Сверху равнина казалась нарисованной; тонкие линии проволочных оград делили ее на большие прямоугольники; озера блестели как зеркала, рощи вокруг усадеб или хижин зеленели — а дальние синели, — словно острова, разбросанные в бескрайних просторах. Они вглядывались изо всех сил, но так и не обнаружили беглецов. Вдруг на горизонте показалась движущаяся точка.
— Это они, — возбужденно воскликнул Лартиге.
— Не думаю. Кто-то едет сюда.
— Откуда вы знаете?
— Теперь уже видно, что точка увеличилась.
Чуть позже Верона заверил, что это всадник, идущий рысью или коротким галопом. Он скакал по той же дороге, на которой они только что встретились. Вскоре они различили зеленоватую форму и догадались, кто это был.
— Бароффио, — сказал Верона. — Объезжает поля.
— Как обещал, — добавил Лартиге.
Они спустились на дорогу.
Наверное, Верона выглядел очень встревоженным, потому что офицер немедленно спросил:
— Что случилось, дон Николас?
Этот же вопрос недавно задал Лартиге.
— У меня увели жену, Бароффио, увели.
— Кто?
— Мне кажется, я еще сплю. Но это не сон.
— Человек не виноват в том, что на него валится. Кто же это был?
— Ягуар, Бароффио.
— Невероятно.
— Я видел его своими глазами.
— Расскажите, как все произошло.
— Мы спали. По крайней мере, я крепко спал. Меня разбудило отчетливое рычание, и я увидел ягуара, прыгавшего в окно. Не успел я поднять винчестер, как он уже уволок мою жену.
— Однако я слышал выстрелы, — сказал Бароффио. — Слышал их отчетливо.
— Выстрелы в воздух, — ответил Лартиге.
— Я сразу же бросился за ними вслед. Один только раз я заметил их вдали, на прогалине. Бруно тащил ее за руку, — объяснил дон Николас,
— Вы сказали — Бруно?
— Да, Бруно. В свете луны я ясно видел вышитый жилет.
— И вы не стреляли? — спросил Бароффио.
— Стрелял и промахнулся.
— Поверить не могу.
— Я тоже. Когда я добежал до прогалины, они уже исчезли.
— Вы были одни, верно?
— Мы были вдвоем, — сказал Лартиге.
Верона посмотрел на него, словно желая что-то спросить.
— Вы хотите сказать, — уточнил офицер, — что, преследуя беглецов, вы ни на минуту не разлучались?
— Это доказывают наши ружья, — подтвердил Лартиге. — Мы договорились не брать ружей, когда ходим порознь.
— Почему вы стреляли в воздух?
И снова ответил Лартиге.
— Чтобы подбодрить сеньору, — сказал он. — Чтобы она знала: мы ее ищем. Чтобы она знала: мы не бросили ее в беде.
— И последний вопрос, конечно, совсем второстепенный: почему на инженера, что называется, страшно смотреть, а дон Николас ничуть не забрызган и не поцарапан?
— Вот вам наглядная разница между местным жителем и горожанином, — ответил Лартиге.
— Вы тут разговариваете, — жалобно воскликнул дон Николас, — а ягуар уносит Лауру все дальше. В эти минуты они уже, наверное, на краю света.
— У него были лошади?
— Он взял наших. Упряжку из фургона.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Аргентинский прозаик Адольфо Биой Касарес (р. 1914—1999) – один из крупнейший латиноамериканских писателей XX века. Наряду с Борхесом, Маркесом и Кортасаром он уже причислен к классикам мировой литературы.
Известные по отдельности как вполне «серьезные» писатели, два великих аргентинца в совместном творчестве отдали щедрую дань юмористическому и пародийному началу. В книгу вошли основные произведения, созданные X.Л.Борхесом и А.Биой Касаресом в соавторстве: рассказы из сборника «Две памятные фантазии» (1946), повесть «Образцовое убийство» (1946) рассказ.
Составленная X.Л.Борхесом и А.Биой Касаресом «Книга Небес и Ада» представляет собой самый необычный взгляд на древнейшую из «вечных проблем». Привычные истины уживаются в ней с парадоксальными определениями, составители включают себя в антологию, создают апокрифических авторов, приписывают реальным авторам несуществующие тексты… Удовольствие же, получаемое от чтения «Книги Небес и Ада», – это удовольствие от превосходного литературного произведения.
В рубрике «Документальная проза» — Адольфо Бьой Касарес (1914–1999) «Борхес» (Из дневников) в переводе с испанского Александра Казачкова. Сентенция на сентенции — о Шекспире, Сервантесе, Данте, Бродском и Евтушенко и т. п. Некоторые высказывания классика просятся в личный цитатник: «Важно, не чтобы читатель верил прочитанному, а чтобы он чувствовал, что писатель верит написанному». Или: «По словам Борхеса, его отец говорил, что одно слово в Евангелиях в пользу животных избавило бы их от тысяч лет грубого обращения.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.