Герой поневоле - [28]

— Но Династии не экспансионистские…

— Ну да, — фыркнул Бертоль. — Династии не объявляли великой кампании по расширению, но если внимательно посмотреть на их границы в течение последних тридцати лет… чуть-чуть откусили здесь, чуть-чуть там. Приспособление к земному образу жизни и колонизация тех планет, которые признаются негодными. Мирная кооперативная аннексия полдюжины небольших планетарных систем.

— Они просили защиты у Флота, — запротестовала Эсмей.

— Конечно. — Отец взглянул на Бертоля, взгляд был настолько выразительным, что и без слов было понятно, что он запрещал Бертолю вмешиваться в разговор. — Но мы говорим о другом.. Если население мира Династий будет по-прежнему увеличиваться в связи с омоложением стариков и во Флоте будет происходить такой же процесс, то это может заставить их вести экспансионистскую политику.

— Не думаю, — ответила Эсмей.

— Почему же тогда твой капитан стала сотрудничать с Черной Меткой?

Эсмей почувствовала неловкость.

— Не знаю. Из-за денег? Власти?

— Ради омоложения? — подхватил отец. — Ради долгой жизни и процветания? Потому что долгая жизнь и есть процветание.

— Не понимаю, — ответила Эсмей и подумала о прабабушке, долгая жизнь .которой на глазах у всех подходит к концу.

— Долгая молодость. Видишь ли, это второй момент, который меня настораживает. Долгожители, прежде всего, благоразумны и осмотрительны… долгая жизнь и благоразумное поведение ведут к процветанию. Надо просто не рисковать.

Эсмей показалось, что она понимает, о чем он хочет сказать, но она решила не опережать отца. С этим хитрым старым солдатом лучше держать ухо востро.

— И? — спросила она.

— И… осторожность вовсе не относится к тем качествам, которые высоко ценятся военными. Без осторожности тоже нельзя, но скажи, далеко ли уйдут те солдаты, от которых требуется рисковать жизнями, когда они будут знать, что, если не рисковать, можно жить вечно? Не вечная жизнь после смерти по представлениям верующих, а вечная жизнь в этом мире.

— Омоложение может сработать в гражданском обществе, — вмешался Бертоль. — Но ничего, кроме беды, в военное общество оно не принесет. Даже если благодаря омоложению удастся сохранить всех самых опытных экспертов, очень скоро скажется нехватка простых рекрутов, а население, защищать которое и призвана армия, не сможет уже поставлять этих рекрутов. А это значит, — продолжал он, — что любая хоть сколько-нибудь мыслящая военная организация должна сильно ограничить процесс омоложения… или планировать постоянную экспансию. В результате в какой-то момент она столкнется с молодой культурой, которая не пользуется омоложением, и потому более агрессивна и нахальна.

— Звучит как старый спор между верующими и неверующими, — проговорила Эсмей. — Если душа действительно бессмертна, значит, прежде всего нужно жить благоразумно и осмотрительно, чтобы обеспечить ее бессмертие.

— Но все религии, которые, по нашим сведениям, рассуждают о подобной награде, гораздо более точно определяют благоразумный образ жизни. Они требуют активного проявления добродетелей, которое будет дисциплинировать самого верующего и обуздывать его или ее эгоизм. Некоторые требуют даже не благоразумия и осторожности, а, напротив, полного пренебрежения жизнью во имя своего божества. Из таких верующих получаются хорошие солдаты, потому религиозные войны гораздо труднее остановить.

— И, — Эсмей попробовала опередить Бертоля, — омоложение, по-твоему, служит наградой и поощряет практическое благоразумие и осторожность, чистый эгоизм, да?

— Да, — нахмурился отец. — Конечно, процесс омоложения уже не остановить, и хорошие люди…

Эсмей заметила, что хорошими он однозначно считал людей неэгоистичных. Необычно для человека, имеющего и богатства и власть… Но он, конечно, не считал себя эгоистом. Ему никогда и не приходилось быть им. Все его желания и так удовлетворялись.

— …даже они, после нескольких процессов омоложения, поймут, насколько эффективнее могут контролировать свое имущество и моральные достоинства будучи живыми, а не мертвыми. Очень легко соврать себе, убедить себя в том, что, имея большую власть, ты сможешь сделать больше добра. — Он смотрел на книги, но взгляд у него был отсутствующим. Что это, неужели он пытался оценить самого себя?

— И мы еще ничего не сказали о зависимости, которая появится, как только люди начнут полностью полагаться на омоложение, — продолжил Бертоль. — Процесс должен быть полностью подконтрольным, иначе начнутся фальсификации.

— Что уже случилось недавно… — вставил отец.

— Понятно. — Эсмей оборвала разговор, она вовсе не собиралась выслушивать очередную лекцию Бертоля.

— Хорошо, — сказал отец. — И когда тебе предложат пройти процесс омоложения, что же ты сделаешь?

Она не могла ответить на этот вопрос, она даже никогда над этим не задумывалась. Отец сменил тему разговора и принялся обсуждать музыкальное сопровождение церемониальных торжеств, а она вскоре попрощалась со всеми и пошла спать.

На следующее утро Эсмей проснулась в своей постели, в своей комнате. Солнечный свет заливал все кругом, и она удивилась, насколько покойно у нее на душе. Она видела так много кошмаров, когда спала в этой самой постели, она даже побаивалась, не во-зобновятся ли они. А может, возвращение домой оказалось завершением некого необходимого ритуала я кошмары прекратятся навсегда.