Героическая эпоха Добровольческой армии 1917—1918 гг. - [8]

Верная крепкая душа этого казака-рыцаря долго боролась с этим положением. С одной стороны, демагогия и ненавистническое отношение к нашей армии, с другой – его долг и вера в святость целей генералов Алексеева и Корнилова. Каледин, делая все, что от него зависело, чтобы поддержать нашу армию, не мог не делать уступок так называемой демократии, делавшей все, чтобы уничтожить плоды его трудов.

До самой своей смерти он хотел верить в свое родное казачество и в его силу, но разочарование было так сильно, что он не выдержал борьбы с ним.

В декабре 1917 г. казачий большевизм уже разросся, и одним из лидеров его явился никому не известный казак Подтелков.

Он был фейерверкером гвардейской казачьей батареи, стоявшей в Павловске под Петроградом. В чем заключался секрет его обаяния, осталось неизвестным. Он не был оратором, в его внешности не было ничего привлекательного. Это был тяжелый, наглый, неумный казак, которого каким-то образом вынесла волна революции.

В казачестве такие фигуры были нередки. Таким был его прообраз Пугачев, один из первых большевиков в России. Я Подтелкова никогда не видел, но люди, видевшие его, находили у него сходство с Пугачевым.

Казачество было всегда свободолюбиво, но старшее поколение оставалось в то же время консервативным, младшее же было пассивным или в разбойничьей психологии большевизма искало чего-то, какой-то новой свободы, грабежа и насилия.

И вот с этим-то грубейшим хамом радикальные донцы заставили свое правительство войти в переговоры. Подтелков приехал в Новочеркасск и чуть ли не кричал на Донское перепуганное правительство. Столковаться с ним ни о чем нельзя было, и это путешествие было излишним путешествием в Каноссу Донского правительства.

Подтелков вернулся на свой большевистский фронт с ореолом. Казачеству и нашей армии был нанесен тяжкий удар.

Мне трудно объяснить ту психологию, которая царила тогда на Дону. Как можно было воевать с большевиками, организовать борьбу с ними и в то же время мирно разговаривать с их представителями?

Только историк, который будет иметь пред собой перспективу многих событий, поймет этот феномен. Мое дело только указать на то, что «видели мои глаза».

Но в то же время среди казачества, верного старым традициям вольного Дона, явился и другой человек – полная противоположность Подтелкову.

Это был молодой офицер, тогда еще подъесаул или есаул, Чернецов.

Если я могу сравнить невежественного и полуграмотного Подтелкова с Пугачевым, то, оставаясь в сфере исторических сравнений, мне хочется Чернецова назвать казачьим Баярдом – рыцарем без страха и упрека.

Он был сухощав, небольшого роста. Мне его раз показали в Донском собрании. Он сидел на подоконнике и говорил с кучкой офицеров. В нем не было и намека на позу, но мы знали, что за этим человеком люди идут на подвиг и на смерть, как на праздник. Он стоял во главе отдельного партизанского отряда, и подвиги его становились легендами. Как летучий голландец, он появлялся перед осмелевшими большевиками и, защищая столицу Дона – Новочеркасск, наносил им страшные удары. Ему, как герою древности, безразлично было, сколько было врагов, он спрашивал только, где они.

Когда-нибудь казачий летописец напишет монографию этого героя из героев казачества и России, когда-нибудь мы увидим ему памятник и поклонимся ему. К сожалению, демагогия и соглашательство на почве отдельных интересов казачества не могли не коснуться казачьего офицерства, и оно очень неохотно шло на борьбу. В то время, когда Чернецов и некоторые другие начальники партизанских отрядов (среди которых нельзя забыть Краснянского, убитого во время первого похода) пополняли свои, все время убывающие, ряды мальчиками, молодыми офицерами, юнкерами, кадетами, гимназистами, студентами, офицерство, в большинстве собравшееся в Новочеркасске – в Черкасске (как его называют казаки), – не двигалось с места.

Как-то раз в Донском собрании, незадолго до своей смерти, Чернецов сказал собравшимся вокруг него офицерам:

«Если меня убьют большевики, я пойму, за что они меня убивают, но вы-то, вы, когда вас поведут на смерть, поймете ли вы, за что вы погибаете?»

Но то, что называют французы l’abbatement, было слишком сильно. Революция, сорвавшая с офицеров погоны, заплевавшая лучших офицеров, поставившая во главе армий жалкого паяца Керенского, убила дух многих и многих.

Чернецов пал жертвой «соглашательства», которое проповедывали донские демагоги во главе с Агеевым, против которых недостаточно сильны были Каледин и Митрофан Богаевский.

Во время одного из своих рейдов он встретился с донской большевистской частью. Кем-то когда-то было решено, что донцы не должны были убивать донцов. Положение маленького окруженного отряда Чернецова было тяжелое. Отряду грозила гибель, Во главе большевиков был Подтелков.

Баярд встретился с Пугачевым.

Чернецов не хотел проливать кровь своих, и он повел переговоры. Ему была гарантирована полная неприкосновенность. И он смело приехал в стан врагов.

Подтелков принял его по-своему любезно и обещал, что партизаны не пострадают, и предложил ему проехать в соседнюю станицу.