Германия на заре фашизма - [201]

.

Гинденбург безоговорочно принял версию Гитлера, возможно, и потому, что не мог связаться с Папеном. Он отправил телеграмму своему доверенному лицу, но Папен сам находился в то время под домашним арестом и не получил послания. Обретя свободу, Папен тоже сделал попытку связаться с маршалом, но его не допустили, объяснив, что маршал никого не принимает по состоянию здоровья. Это заявление впоследствии было опровергнуто свидетельством личного врача Гинденбурга, а также тем фактом, что других посетителей маршал в то время всё же принимал. Возможно, приближённые президента считали, что он всё равно ничего не сможет изменить и беседа с Папеном будет лишним эмоциональным потрясением, совершенно ненужным в то время, когда силы старика и без того стремительно убывали. Даже и без рассказа Папена о путче 30 июня президент был глубоко потрясён тем, что впоследствии узнал о событиях того дня. Но, по словам Мейснера, старый маршал предпочитал верить, что беззакония, совершённые 30 июня, были виной не Гитлера, а неких криминальных элементов, вышедших из-под контроля канцлера. Через Мейснера он потребовал, чтобы канцлер избавился от преступников и подверг их самому суровому наказанию.

25 июля Гинденбург узнал о нацистском восстании в Австрии и об убийстве канцлера Дольфуса. От шока, вызванного известием об этом новом акте насилия, здоровье старого маршала ещё более ухудшилось, и он слёг. Конец был близок. Гинденбург получил последнее удовлетворение – послание бывшего императора с пожеланием выздоровления. По словам Оскара фон Гинденбурга, последние мысли отца были именно о «его кайзере». Когда 1 августа в Нойдек прибыл Гитлер, президент был уже при смерти.

Пауль фон Гинденбург умер 2 августа 1934 года. Он желал быть похороненным в Нойдеке, но Гитлер настоял на торжественном государственном погребении на мемориале Танненберга. Там старый фельдмаршал и нашёл своё последнее упокоение 7 августа после весьма впечатляющей военной церемонии. (Останки его жены тоже были перенесены из Нойдека в Танненберг.) В качестве текста для погребальной проповеди сам маршал выбрал отрывок из «Откровений Иоанна Богослова» – «Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни». Выбор этот, должно быть, вызвал у многих немало горьких размышлений. Когда лютеранский священник завершил проповедь, перед собравшимися выступил Гитлер. Он поведал о военных достижениях маршала, начиная от объединительных войн и до конца Первой мировой войны:

«Мистическая сила исходит от имени генерал-фельдмаршала, который со своими армиями бился в России – тогда величайшей военной державе. Когда же – увы, слишком поздно – император поставил его командовать всеми своими армиями, он вместе со своими преданными соратниками не только сумел справиться с серьёзнейшим кризисом, но и пробудил германское сопротивление к неслыханным победам следующих двух лет. Исторически трагический конец этого величайшего конфликта не может быть поставлен в вину военному лидеру – только политикам».

«Исторически» он подошёл ближе к истине, когда продолжил:

«Один из чудесных поворотов непостижимой мудрости судьбы заключается в том, что под президентством этого первого солдата и слуги народа мы смогли трудиться ради подъёма нации, пока он сам в итоге не распахнул дверь к обновлению Германии. От его имени был заключён союз, который объединил динамическую мощь этого подъёма с лучшими умами прошлого» Будучи президентом рейха, фельдмаршал стал покровителем и защитником национал-социалистической революции и возрождения нашего народа».

Горе нации, узнавшей о смерти своего президента, было неподдельным. Несмотря на преклонный возраст, полную пассивность последних лет и даже несмотря на горькие разочарования, постигшие его сторонников, вера в то, что он сможет стать оплотом борьбы против жестокости и беззаконий нацизма, продолжала жить. Теперь же, когда его не стало, у людей появилось чувство незащищённости, понимание того, что страна оказалась отданной в руки Гитлера. «Везде собирались небольшие группы людей и обсуждали это событие и возможные последствия, – писал берлинский корреспондент «Нью-Йорк таймс». – Лица людей выражали горе и тревогу».

Беспокойство народа нашло своё выражение и в робких попытках снова вызвать дух маршала – символ преданности и справедливости, чтобы намёком указать направление, в котором должна дальше идти страна. «Тяжёлые времена и испытания, которые предстоят немецкому народу, – писал редактор «Дойче рундшау», – он должен встретить единым и дисциплинированным, в духе Гинденбурга и согласно его советам». Во «Франкфуртер цайтунг» было сказано более ясно:

«Чувство правоты, железная воля требовать и поступать справедливо – эти качества ощущал каждый немец в жизни и поступках старого маршала. Мы будем хранить их как самую ценную часть его наследства. Оно заключает в себе традиции, которые немцы не хотят и не должны потерять».

1 августа правительство рейха приняло закон, объединивший права и прерогативы президента и канцлера В послании Фрику, написанном на следующий день, Гитлер ликвидировал титул президента рейха (слишком напоминавший об исчезнувшей республике) на основании того, что «величие усопшего наделило этот титул… уникальной значимостью». Он, Гитлер, желал, чтобы к нему официально обращались «фюрер и рейхсканцлер». Он также провозгласил, что переход к нему президентских функций должен быть санкционирован немецким народом на «свободном и тайном» плебисците, назначенном на 15 августа.