Генрих V - [86]
Был ли Генрих настолько ослеплен тем, что он считал справедливостью своего завоевания Нормандии, что не смог оценить меру и значение оппозиции, с которой он столкнулся, и, прежде всего, важность эмиграции, которую спровоцировало его вторжение? Те, кто бежал, могли избавить его от оппозиционного движения, без которого он вполне мог обойтись. Однако с экономической точки зрения их отъезд имел очень серьезные последствия. Потеря таких людей могла оказать только негативное влияние на герцогство (современные исследования подчеркивают катастрофические местные результаты депопуляции), что, в свою очередь, удержало бы других от возвращения. Количество налогов, которые можно было бы собрать, также оказалось бы под угрозой из-за такого масштабного отъезда. Кроме того, длительное отсутствие части населения ставило под сомнение законность правления Генриха и оскорбляло его притязания на роль законного правителя Нормандии. Он должен был остановить эмиграцию и способствовать возвращению тех, кто уехал. Сначала ему нужно было примирить солдат и гражданских. Проблема была отчасти исторической. Плохие воспоминания о том, как армии XIV века обращались с гражданским населением, сохранялись до сих пор. Генрих должен был знать об этом, поскольку он принимал меры по контролю над своими людьми, меры, которые также должны были повысить эффективность его армии[649].
Однако вскоре стало ясно, что проблемы остаются. К 1418 году число упоминаний о дезертирах в Norman Rolls возросло; солдаты не подчинялись своим капитанам, что привело к необходимости назначить Хью Латтерелла, лейтенанта Арфлера, для обеспечения всеобщего соблюдения законов и военной дисциплины; ему было дано право вешать тех, кто был уличен в отсутствии в армии без отпуска[650]. Несколько месяцев спустя, в ноябре 1418 года, Генрих решил применить строгое наказание, как это позволяли законы герцогства Нормандия и военные правила, ко всем "разбойникам", заключенным в тюрьму в Фалезе, что стало еще одним признаком проблемы, с которой он столкнулся, и его решимости разобраться с ней[651]. 8 декабря того же года, еще находясь в Руане, король показал, насколько серьезно он относится к отношениям между гражданским населением и армией, приказав виконту Кана объявить, что все, кто пострадал от рук солдат гарнизона, должны явиться к нему за возмещением ущерба[652]. Практические меры также, как надеялись, помогут восстановить порядок в тех местах, где соприкасаются солдаты и гражданские, Генрих настаивал в приказе от 10 апреля 1419 года, что солдаты не должны раздражать местных жителей, отказываясь платить за товары (например, еду), которые они у них покупают[653].
Если позже, в период правления, о насилии по отношению к горожанам стало меньше слышно (возможно, благодаря этим мерам?), то количество дезертиров, упомянутых в списках за лето 1419 года, тем не менее, говорит об армии, недовольной плохим жалованием и условиями или, как это было в том году, недостаточной вовлеченностью в войну[654]. Вторая половина 1418 года прошла под стенами Руана. В 1419 году, когда дипломатические меры усилились, военные действия еще более замедлились. Кроме того, процесс завоевания привел к необходимости комплектования гарнизонов городов, замков и других опорных пунктов. Те, кто входил в эти гарнизоны, могли иметь относительно мало работы, будучи отстранены от военных действий. Парадоксально, но именно бездействие солдат подвергало гражданское население наибольшему риску и представляло угрозу миру короля. Генрих, мы можем быть уверены, знал об этом.
Улучшив условия в Нормандии, Генрих мог сделать ее лучшим местом для возвращения уехавших жителей. В этом вопросе его отношение также изменилось. Если тем, кто покинул Нормандию или отказался принести клятву верности, было отказано в доступе или использовании их земель в пределах герцогства (такой шаг, вероятно, принес бы королю мало друзей), то теперь Генрих предпринял сознательную попытку добиться их верности и возвращения. 4 февраля 1418 года было провозглашено, что все желающие принести ему присягу верности могут получить безопасный пропуск, который позволит им это сделать[655]. Эта мера не была полностью успешной, и срок, в течение которого должны была быть принесена присяга, пришлось продлить. Тем не менее, цель Генриха ясна. Принесение присяги на верность означало декларацию веры и признания законности английского правления, и если она нарушалась оппозицией внутри герцогства или дезертирством в дофинистскую Францию, мятежник подлежал самым суровым наказаниям. Отныне тех, кто нарушал клятву верности, можно было считать предателями.
