Генрих V - [84]
Для организации правосудия Генрих назначил Филиппа Моргана герцогским канцлером в апреле 1418 года; 3 декабря 1419 года он был посвящен в епископа Вустера в соборе Руана. В период завоеваний эта судебная функция правительства должна была быть трудновыполнимой, и только после взятия Руана в январе 1419 года можно было говорить о возвращении к нормальной жизни. Даже в этом вопросе Генрих не боялся идти на поводу у склонностей нормандцев. В то время как финансы герцогства были сосредоточены в Кане, правосудие должно было находиться в столице, Руане. Маловероятно, что нормандский Echiquier, высший суд в герцогской правовой системе, был восстановлен. Однако Генрих осознавал необходимость создания места, где важные дела, включая те, которые возникли в связи с появлением большого числа англичан в Нормандии, могли бы рассматриваться, в крайнем случае, в самом герцогстве. Органом, который мог сделать это лучше всего, был герцогский совет при герцогском канцлере короля, который, превратившись в судебный орган, мог решать дела, которые прошли путь через суды или, как, вероятно, также случалось, были переданы ему в первой инстанции. Таким образом, возник судебный орган, cour du conseil, который с самого начала правления Генриха VI должен был отстаивать нормандский сепаратизм в вопросах права и мог оспаривать суверенные претензии высшего суда Франции, Парижского парламента[638].
Кроме того, именно реализация исторических притязаний Генриха на Нормандию во многом определила его отношение к этой земле и ее жителям. Хотя нет сомнений в том, что война, которую вел Генрих (или, как он бы выразился, был вынужден вести), привела к значительным разрушениям, современники в целом признавали, что Генрих стремился свести ущерб к минимуму. Во всех отношениях это имело смысл. Английские армии в XIV веке ненавидели и боялись во Франции из-за их многочисленных актов бессмысленного разрушения. Но не в военных и политических интересах Генриха было быть причиной страха или недовольства в Нормандии. Его целью было скорее завоевать симпатии народа, что лучше и легче всего достигалось путем проведения политики, которую один историк назвал "примирением"[639].
Как уже отмечалось, одним из аспектов этой политики было поощрение местных институтов, как исторических, так и существующих, и ощущение, что новый правитель хочет, чтобы Нормандия имела собственное политическое, финансовое и судебное обеспечение, которое сами нормандцы помогли бы создать. Но политика примирения Генриха была не только в этом. Хотя в некоторых случаях было необходимо изгнать целые группы населения захваченных городов (как это было сделано Генрихом в Арфлере в 1415 году и в Кане два года спустя), он, насколько мог, следил за тем, чтобы уязвимые слои населения, в частности женщины, не подвергались приставаниям со стороны его солдат. Томас Уолсингем сообщал, что духовенство и церковное имущество пользовались особой защитой Генриха, настолько, что многие мужчины стали брить часть головы, чтобы эти "тонзуры" и "клерикальная" одежда, которую они носили, служили внешним признаком их статуса и особого иммунитета, который теперь к нему прилагался[640]. Как сообщается, Генрих сказал бродячему монаху, которого привели к нему, что он прибыл в Нормандию не для того, чтобы захватить церковную собственность, а скорее, как и положено королю, чтобы предотвратить ее расхищение[641].
Предположение Генриха о том, что он является законным правителем Нормандии, лежало в основе его требований лояльности и подразумеваемого признания со стороны всех сословий герцогства. С самого начала второй экспедиции в 1417 году эта политика получила по крайней мере некоторый отклик. К 21 сентября 483 нормандских прихода уже подчинились ему в обмен на обещание королевской защиты,[642] людей заверили, что их законные права будут соблюдены и не произойдет никаких серьезных изменений, если они подчинятся и вернутся в свои дома. Эти заверения свидетельствовали о важном событии: население по крайней мере части Нормандии уже бежало, со всеми вытекающими социальными и экономическими потрясениями, которые это должно было принести для преимущественно сельского общества в последние недели лета. Генрих сам был отчасти виноват в этом; когда в сентябре 1417 года был взят Кан, город был разграблен, и значительная часть населения покинула его
