Генрих IV. Людовик XIII и Ришелье - [33]

После полудня она отправилась к Темной за­утрене, которая должна была проходить в церкви Пти- Сент-Антуан и сопровождаться долгими песнопениями. Она проследовала туда в дорожных носилках, в сопрово­ждении капитана гвардейцев, ехавшего рядом с носил­ками. Для нее приберегли отдельную часовню, куда она вошла, чтобы не испытывать тесноты и не быть чересчур на виду. Пока шла служба, находившаяся рядом с герцо­гиней мадемуазель де Гиз прочитала по ее просьбе письма из Рима, в которых Габриель уверяли, что ждать развода короля и королевы Маргариты осталось недолго, и два письма короля, которые он написал ей в тот день.

Эти письма были, возможно, самыми пылкими и самыми страстными из всех, какие он когда-либо писал герцогине де Бофор. В них он извещал ее, что незамед­лительно отправляет в Рим сьера де Френа с новыми рас­поряжениями.

По окончании Темной заутрени, выходя из церкви, она оперлась о руку г-жи де Гиз и сказала ей:

— Я не понимаю, что со мною, но мне плохо.

Затем, подойдя к дверям и садясь в носилки, она про­молвила:

— Прошу вас, приходите вечером побеседовать со мной.

После этого она приказала доставить ее обратно в дом Заме и там, почувствовав себя немного лучше, попыта­лась прогуляться по парку.

Но во время этой прогулки у нее начался второй при­ступ.

И тогда, как если бы вдруг молния сверкнула в ее сознании, она принялась кричать, требуя, чтобы ее забрали из дома Заме и отвезли к ее тетке, г-же де Сурди, жившей около клуатра Сен-Жермен.

«Что и пришлось сделать, — заявил Ла Варенн в раз­говоре с Сюлли, — из-за чрезвычайной горячности, какую она выказывала, желая уехать из дома сьера Заме».

Тотчас по прибытии в дом г-жи де Сурди герцогиня приказала, чтобы ее раздели. Она жаловалась на сильную головную боль.

Госпожи де Сурди не было дома, и герцогиня оказа­лась наедине с Ла Варенном. Он по-всякому хлопотал вокруг нее, но за врачом не посылал.

За ним послали лишь тогда, когда приступы у герцо­гини стали частыми и страшными.

Пока больную раздевали, у нее случились ужасные судороги.

Едва придя в себя, она попросила перо и чернил, чтобы написать письмо королю, но ей помешали сделать это новые судороги.

Оправившись от этих новых судорог, герцогиня взяла пришедшее как раз в эту минуту письмо короля. Это было уже третье его письмо, полученное ею после отъезда из Фонтенбло. Она хотела прочитать его, но у нее в тре­тий раз начались судороги, становившиеся все сильнее.

Явился врач; однако он заявил, что ничего не может прописать беременной женщине и надо предоставить действовать природе.

В пятницу у нее случился выкидыш; ребенок был четырехмесячный.

Врач снова ничего не сделал. А ведь это был Ла Ривьер, врач короля.

Вечером в пятницу герцогиня потеряла сознание.

В одиннадцать часов она скончалась.

Умерла она буквально на глазах у врача.

Таким образом сбылись четыре сделанных ей предска­зания:

первое — что она будет замужем только один раз;

второе — что она умрет молодой;

третье — что ребенок разрушит все ее надежды;

четвертое — что человек, которому она целиком и полностью доверяла, предаст ее.

«После своей смерти, — говорит Мезре, — она выгля­дела такой безобразной, а лицо ее было так искажено, что на нее нельзя было смотреть без страха. И ее враги, — добавляет он, — не упустили случай внушить народу, что это дьявол привел ее в такое состояние, поскольку, утверж­дали все те же враги, она предалась ему, чтобы одной поль­зоваться милостями короля, и теперь дьявол свернул ей шею».

Ну разумеется, дьявол!

Повод к этой небылице дало то, что тот самый Ла Ривьер, который ограничился тем, что наблюдал, как она умирает, имел неосторожность сказать, уходя:

— Hie est manus Domini.[27]

Впрочем, в то же самое время нечто подобное расска­зывали о Луизе де Бюдо, второй жене Генриха де Мон­моранси. Вот что говорит о ней в своих «Мемуарах» Сюлли:

«Рассказывают, что она находилась в обществе прия­тельниц, когда ей доложили, что какой-то дворянин, довольно приятный на вид, но смуглый и темноволосый, желает поговорить с ней о важных делах. Явно озадачен­ная и растерянная, она велела передать ему, чтобы он при­шел в другой раз. В ответ он заявил, что, если она не вый­дет к нему, он явится к ней сам. Так что ей пришлось покинуть приятельниц, и, расставаясь с ними, она со сле­зами на глазах сказала трем своим подругам слова проща­ния, как если бы шла на верную смерть. И действительно, через несколько дней она умерла, причем лицо ее и шея были повернуты задом наперед. На этой небылице, — добавляет Сюлли, — настаивают три дамы, с которыми попроща­лась г-жа де Монморанси».

Вернемся к Генриху IV.

В это время, как мы уже говорили, он находился в Фонтенбло.

При первом же известии о болезни герцогини он вер­хом, во весь опор, помчался в Париж. В Вильжюифе ко­роль встретился с гонцом, ехавшим к нему с вестью о ее смерти.

Д'Орнано, Роклор и Фронтенак, сопровождавшие короля, убедили его повернуть обратно и в конце концов приехали с ним в аббатство Соссе вблизи Вильжюифа, где он бросился на постель, выказывая признаки силь­нейшего горя.

Несколько часов спустя из Парижа приехала карета; он сел в эту карету и вернулся на ней в Фонтенбло, куда уже поспешили приехать самые важные вельможи.