Геннадий Зюганов - [11]

Это был период властвования так называемой коммунистической номенклатуры во главе с Леонидом Ильичем Брежневым. Важнейшим элементом системы был партийный аппарат, который подменял выборные партийные и советские органы и руководил всеми политическими организациями в центре и на местах. Советский депутатский корпус всех уровней формировался исключительно партийными органами и в результате Советы стали в ряде случаев своеобразной ширмой всевластия партийного аппарата. В то же время следует подчеркнуть, что в рамках сложившегося режима управления карательно-репрессивная подсистема сталинского типа практически отсутствовала. Проводившиеся репрессии в отношении диссидентов носили выборочный характер, причем в качестве наказаний применялось в основном не заключение в тюрьмы, а помещение активистов антикоммунистических организаций в психбольницы и высылки инакомыслящих в Европу. Правление Брежнева стало торжеством консервативно-традиционалистского политического режима, функционировавшего на основе бюрократического централизма. До середины 1970 г. Брежнев действовал достаточно энергично и эффективно и система при всех издержках обеспечивала выполнение в основном социальных и экономических программ. Однако в дальнейшем импульсы и инициативы «сверху» приобрели откровенно застойный и консервативный характер. Стареющая и деградирующая высшая номенклатурная элита, которую стали называть за рубежом геронтократией, оказалась не в состоянии обеспечить качественное управление страной в условиях информационной научно-технической революции. Стремясь как-то компенсировать потерю авторитета в обществе лидера КПСС — Брежнева, аппарат начал безуспешно формировать культ этого генсека, что приняло характер фарса. Народ в открытую рассказывал анекдоты про стареющего вождя, на что Брежнев отвечал, когда ему докладывали — «рассказывают, значит любят». В целом можно согласиться с оценкой периода, данной в тезисах РУСО: «Советское руководство 50—80-х гг. не сумело использовать гигантский социально-политический, научно-технический и культурно-нравственный потенциал нашей державы, накопленный в результате предвоенных пятилеток, победы над фашизмом и послевоенного восстановления, и в конце концов привело к бюрократическому консервированию и кризису нового строя. Было потеряно драгоценное историческое время, налицо была инерционность хозяйственно-политической практики в ее давно сложившихся формах. Фактическое прекращение социалистических преобразований, сдерживание научно-технического прогресса и по сути изоляция от развернувшейся в западных странах научно-технической революции». Эта застойная практика сильнейшим образом сказалась на требованиях к кадрам управленцев.

В среде партийных деятелей формировалась извращенная шкала ценностей в оценке личности руководителя. Администрирование считалось проявлением политической воли, технократический подход выдавался за деловитость, а интеллектуальные и теоретические качества не ценились в полной мере. В отборе кадров и их продвижении стали негласно учитываться личная преданность вышестоящему секретарю, родственные связи, знание правил аппаратной игры, солидный стаж, послужной список. Подобные фильтры зачастую отсеивали не вписывавшихся в систему, и Зюганов, конечно же, знал об этом. У него, как и многих активных и сильных партработников, был выбор — следовать аппаратным правилам игры или покинуть политическую элиту. Но Зюганов нашел-таки третий путь — в рамках системы он проявлял активность и инициативу, надеясь на прогрессивные изменения в будущем. Если бы не было таких тысяч Зюгановых, партноменклатурная система рухнула бы намного раньше, чем это произошло в действительности. При этом нельзя не отметить, что Зюганов, разумеется, выделялся из среды партработников и этого типа, обращая на себя внимание интеллектом, надежностью, порядочностью, энергичностью. Во всяком случае, представляются некорректными утверждения многих либеральных журналистов о том, что Зюганов являет собой якобы тип партократа-номенклатурщика.

Критикуя коммунистическую номенклатуру и признавая, что она в целом страдала идеологической закомплексованностью, групповым эгоизмом, жаждой монопольной власти, безынициативностью и нерешительностью, элитизмом и снобизмом, следует, тем не менее, подчеркнуть, что существование в СССР собственной специфической политической элиты вполне вписывается в мировую практику. Более того — закономерность образования партийной элиты и ее загнивания, отрыва партийных кадров от масс блестяще описана Р. Михиельсом и названа «железным законом олигархии». Проблема заключалась прежде всего в том, что это явление не исследовалось, понятие элиты не использовалось. Никто серьезно не задумывался о создании механизма смены лидеров, регулярного обновления управленческой элиты, обеспечения массового притока новых руководящих кадров в ходе периодической ротации кадровых эшелонов. Эта проблема не была в советское время решена и породила системный управленческий кризис. Новые растущие управленческие кадры, такие как Зюганов, не были самым массовым явлением, составляли, к сожалению, элитное меньшинство и не могли прорваться наверх через толпу бюрократов и карьеристов.